5-ый пункт, или Коктейль «Россия»
Шрифт:
Прервем эпистолярный поток и в паузе заметим: все трое — Шкловский, Тынянов и Эйхенбаум (а заодно и «Ромка Якобсон») — с различной долей примеси нерусской крови. Но какие талантливые!..
Эйхенбаум — Шкловскому: «…A ты — совсем лирик: Жуковский, Пушкин и Лермонтов вместе. Живи, по крайней мере, так же долго, как Жуковский. А я постараюсь подражать в этом отношении Толстому. А в других отношениях я — незнамо кто: Иван Аксаков, что ли? Юра слегка Катенин, слегка Грибоедов, слегка Эдгар По, слегка «Слово о полку Игореве»…» (10 июля 1932).
Юрий Тынянов умер в декабре 1943 года на 50-м году жизни. Борис Эйхенбаум, старый Эйх, как называли его друзья,
Виктор Борисович Шкловский — долгожитель, он немного не дотянул до 92 лет, покинул белый свет 5 декабря 1984 года. Шкловский с болью писал:
«Как рано я все увидел, как поздно начал понимать… Еще одна страница весны — семьдесят шестая. Прошла молодость, прошли друзья. Почти что некому писать писем и показывать рукописи. Осыпались листья, и не вчерашней осенью… Старость любит перечитывать… Думаю, пишу, клею, переставляю; умею только то, что умею…»
В знаменитой книге «Третья фабрика» (1926) можно прочесть такое признание: «Жизнь не выходит, если думать, что она для тебя».
И в той же «Фабрике»: «Не хочется острить. Не хочется строить сюжет. Буду писать о вещах и мыслях. Как сборник цитат».
Мне вот, как и Виктору Шкловскому, тоже не хочется строить сюжет, писать какой-то длинный роман. Совсем иное — взять тему (Россия, национальности, народ) и строить его «как сборник цитат». Так что дело Шкловского живет и издается!..
В соревновании по долгожительству Виктора Шкловского переиграла (пережила) Мариэтта Шагинян: 94 года! Когда она выезжала за рубеж и предъявляла свой паспорт, то пограничники возмущались: «Бабуся, и что вы все ездите? Пора бы костям отдых дать!»
Мариэтта Сергеевна Шагинян из армян, тут почва твердая. Начинала как поэтесса и была прехорошенькой, что очень трудно вообразить в ее старости. Анна Ахматова вспоминала, что Василий Розанов «моих стихов не любил, зато очень любил Мариэтту Шагинян: «Девы нет благоуханней»».
Мариэтта Шагинян прожила долгую жизнь и показала пример умелой социальной мимикрии, писала то, что надо, о семье Ульяновых, к примеру, или о каких-то нейтральных путешествиях. Она была всеми уважаемой и умерла в собственной постели. Михаил Дудин написал на нее эпиграмму:
Железная старуха Марьетга Шагинян — Искусственное ухо Рабочих и крестьян.В советские времена все жили, как могли и как умели, согласно своим внутренним принципам: кто был первым учеником в классе, а кто отсиживался на «Камчатке» и регулярно получал двойки. Одним из благополучных писателей был Лазарь Иосифович Гинзбург (корни в Витебске, нищая еврейская семья). Что, не знаете такого? Тогда псевдоним: Лагин! Узнали? Еще бы: автор суперзнаменитого «Старика Хоттабыча». Жена Лагина признавалась, как она, уходя на работу, запирала писателя в комнате и оставляла ему килограмм конфет (он был страшный сладкоежка!), а вечером требовала написанные страницы.
Мало известно имя Сергея Колбасьева. В 1937 году он был арестован и соответственно вычеркнут из советской литературы. Интересны его корни: отец Адам, очевидно, из поляков. Мать Эмилия Каразна, итальянка, предки которой — коренные жители острова Мальта.
Ираклий Андроников, литературовед, рассказчик,
Арсений Тарковский (о его корнях в рассказе об Андрее Тарковском). И что-то мы давно не цитировали стихи о России. Обратимся к Арсению Александровичу:
Русь моя, Россия, дом, земля и матерь! Ты для новобрачного — свадебная скатерть, Для младенца — колыбель, для юного хмель, Для скитальца — посох, пристань и постель. Для пахаря — поле, для рыбака — море, Для друга — надежда, для недруга — горе… Как душе — дыханье, руке — рукоять. Хоть бы в пропасть кинуться — тебя отстоять.Эти строки Арсений Тарковский написал в годы войны. А вот другие, поздние, какие-то особенно русские:
…Жизнь брала под крыло, Берегла и спасала, Мне и вправду везло. Только этого мало. Листьев не обожгло, Веток не обломало… День промыт, как стекло, Только этого мало.Прибавим сюда и строки чисто русского Виктора Бокова:
Скажу — Россия — вздрогнет лес кудрявый И опахнет дыханием своим. И запоют могучие дубравы, И скажут: — За Россию постоим!И еще, почти на женской ноте:
Скажу — Россия — и порой заплачу…Плакать некогда, надо работать, надо вкалывать и продолжать, как выразился Аннинский, «расфасовку национальных вкладов».
Михаил Зощенко. Некогда бешено популярный писатель: читатели были от него в восторге, а женщины — без ума. Слабый пол буквально гонялся за Зощенко, и ему приходилось отбиваться от милых дам: «Вы не первая совершаете эту ошибку. Должно быть, я действительно похож на писателя Зощенко. Но я не Зощенко, я — Бондаревич».
Михаил Михайлович по национальности украинец. «Когда я узнал, что он родом полтавец, я понял, — пишет Корней Чуковский, — откуда у него эти круглые, украинские брови, это томное выражение лица, эта спокойная насмешливость, затаенная в темно-карих глазах… Нелюдимый, хмурый, будто надменный, садился он в дальнем углу, сзади всех, и с застылым, почти равнодушным лицом вслушивался в громокипящие споры… Хандра душила его с детства, но стоило ему взять в руки перо — и угнетавшие его мрачные чувства сменялись со странной внезапностью необузданно-бурным весельем… Между двумя этими крайностями он постоянно метался: между «угрюмством» и смехом. Метался и в жизни и в творчестве…»