500
Шрифт:
Если Радо совершал те преступления, о которых заикнулся Ривера, он крайне заинтересован в исходе прений. Может быть, те лазейки в законе о международных отношениях, для пробивания которых я пытался использовать Уокера, не так уж и безобидны? Может, они призваны были защитить Радо от американского суда?
Если мои начальники обнаружили, что могут прибрать к рукам судью Верховного суда, этот законопроект не пройдет. Это объясняет, почему они отстранили меня от дела. Они, конечно, не брезговали использовать меня в своих грубых политических играх — но, надо думать, когда отправляешься покупать высшую судебную инстанцию в стране, щенка куда спокойнее оставить дома.
Я
В тот вечер, когда я чуть не сжег свою кухню, я уяснил, что, пока ничего не произошло между Ириной и Хаскинсом, у меня есть небольшая передышка. Генри же сказал, что он на сегодняшний день воздержится от каких-либо действий в отношении члена Верховного суда — я, признаться, не очень понимал, что это означает, — но немедленно примет меры, если Ирина сама свяжется с судьей.
У меня был знакомый, который пару лет назад работал в Верховном суде секретарем. Потом он подвизался в какой-то частной фирме, получив свои полмиллиона баксов в качестве бонуса, который обычно полагается «перебежчикам» из секретариата Верховного суда. Протянув в этой конторе где-то с год, он свалил и сейчас проедал свой бонус, путешествуя по миру.
В какой бы точке земного шара этот парень сейчас ни находился, его всегда можно было достать по мейлу. Я спросил, не знает ли он, часом, где живет Хаскинс и в городе ли тот сейчас. Приятель ответил уже через пару минут: «Вряд ли он в Ди-Си. Это еще один Торо [55] на следующей неделе никаких прений и заседаний не ожидается, так что, держу пари, он смылся к себе в Виргинию, в округ Фоквиер, — будет на выходных изображать отшельника».
55
Генри Дэвид Торо (1817–1862) — американский писатель и философ. Имеется в виду тот факт, что более двух лет Торо прожил в полном одиночестве и изоляции от общества в построенной собственными руками бревенчатой хижине на берегу Уолденского озера.
Той же ночью я порыскал по интернету, пробежав глазами все новостные сообщения последних нескольких недель, где упоминалось появление Хаскинса на публике, и сверил с теми данными, что оставил мне GPS-маячок на машине Ирины. С уверенностью можно сказать, что как минимум дважды она бывала на тех мероприятиях, что посещал Хаскинс: благотворительная акция и лекция в Американском университете. Должно быть, она выяснила, что именно Хаскинс решит судьбу ее отца, и собралась сама взять судью в оборот. И возможно, уже начала испытывать на нем свои чары.
На следующий день я позвонил в приемную Хаскинса. Представившись, будто я из газеты Джорджтаунского колледжа, я спросил, смогу ли я поговорить немного с мистером Хаскинсом перед его речью в кампусе.
— Знаешь, сынок, — ответил мне его агент по связям с общественностью, — боюсь, он вплоть до пятницы в отпуске. У меня не записано, что он где-то собирался выступать.
— Ой, господи! — с досадой воскликнул я. — Это ж я прошлогодний схватил… Извините, я ошибся. Всего хорошего!
Может, я немножко и перестарался, пытаясь закосить под студента, однако я выяснил то, что хотел. Предположение моего приятеля, что Хаскинса нет в городе, подтвердилось.
Приглядывая за маячком
Так что я мог с чистой совестью отправиться с Энни в замечательный загородный отель «Литтл Вашингтон» — освежить голову и продумать дальнейшие шаги. Никогда еще я так остро не нуждался в отдыхе.
Наконец настала суббота — чудеснейший весенний день. По трассе 66 мы с Энни выкатились из округа Колумбия, и очень скоро впереди выросли мягкие складки гор Шенандоа.
И вот что забавно: я не мог удержаться, чтобы не проведать маячок, и обнаружил, что машина Ирины начала движение, хотя хозяйка ее предположительно отдыхала в Париже. Может, какой-нибудь приятель взял на время попользоваться?
Еще забавнее было то, что ее машина двигалась как будто вслед за нами за город. Хотя меня это не сильно обеспокоило: мало ли народу выезжает солнечными весенними выходными на природу!
По приезде в отель Энни запрыгала от радости, обнаружив в номере бутылку шампанского, которую я заказал к нашему прибытию, а я, заглянув в ванную комнату, изумился совершенно немыслимому великолепию… И вдруг я увидел, что мишень маячка на карте свернула с трассы 1-66 вправо, направляясь к округу Фоквиер, где у Хаскинса имелся загородный дом. Вот это было уже совсем не смешно.
Внезапно я потерял аппетит к шампанскому и к лучшему в моей жизни обеду из шести блюд. Увеличив изображение, я наблюдал, как автомобиль Ирины все ближе и ближе подъезжает к маленькому виргинскому городку где-то в часе езды от нас под названием Париж. Я никогда о таком не слышал, но один из многочисленных чернокостюмных прислужников, что крутились вокруг нас, выполняя любые наши капризы, просветил меня, что тот городок в округе Фоквиер — излюбленное место отдыха для вашингтонских высших кругов и даже более популярное, нежели их селение. Что ж, хорошее местечко для ключевой фигуры Верховного суда, чтобы от всего отдохнуть.
Генри с Маркусом говорили, что будут следить за Ириной. Уж не знаю, как именно, но из того, что я услышал, лежа под террасой, я понял: если нынче вечером Ирина окажется у Хаскинса, то, какую бы там улику он ни нашел, ее жизни — а возможно, и его тоже — будет грозить опасность. Исходя из предупреждений Така и Маркуса, я понимал: если дело рухнет и к тому же пострадают люди, Генри свалит все на меня.
«Пусть будет как будет», — подумал я, пытаясь убедить себя, что ничего, собственно, не случилось. Я не мог ставить на карту свою карьеру. К тому же если я снова провинюсь перед Энни, то рискую потерять все, что успел построить с той девушкой, встретить которую светит лишь раз в жизни.
Однако — сам тому не веря, словно будучи во сне, — я заявил Энни, что мне надо отлучиться и что я из кожи вон вылезу, чтобы поспеть к ужину.
— Скажи, что ты меня разыгрываешь.
— Хотелось бы, — невесело усмехнулся я.
Минут двадцать мы ходили вокруг да около. Я поверить не мог, что спорю с ней, ведь все то, что она мне внушала, — остаться здесь, подальше от неприятностей — было куда разумнее. Как я мог бросать все это? Как мог рисковать всем, что честно заслужил?
Я понял, что ее снова охватили подозрения: она припомнила ту ночь, и мое вранье, и фотографии Ирины.