52 Гц
Шрифт:
— Нет, — внятно сказал он, и повторил, обрывая голодный скулеж: — Нет. Ты не получишь ни кусочка. Смотри на меня! — приказал Джеймс, когда Бобби, оробевший от такой твердости, покосился на Майкла. — И он тоже тебе ничего не даст. Потому что я не позволяю.
Бобби отполз назад, упираясь лапами в плитку и виляя задом, высвободился из хватки, убежал прятаться за Майкла. Выглядывая у него из-за спины, он пристыженно и жалобно смотрел на него, будто спрашивая, что это за человек и где его прежний, ласковый и добрый хозяин.
— Нет, ну если он сказал — «нельзя», значит — нельзя, — смиренно сказал Майкл. — Ты его собака, а не моя. Ему и решать.
Джеймс, улыбаясь, выключил пискнувшую плиту и повернулся к столу, держа
— Готово.
Джеймс словно чувствовал, что он тут не на особом положении гостя, а в каком-то другом качестве. Майкл и сам не сказал бы, в чем разница — наверное, в отсутствии вежливого стеснения, присущего людям в чужом доме. Джеймс будто чувствовал, что здесь он не чужой. Он не стал спрашивать, можно ли ему занять душ — он спросил, где тот находится и где взять чистое полотенце. Он присаживался, где ему было удобно, спокойно ходил по дому, орудовал на кухне — будто обживался здесь. Майкл ходил за ним по пятам, за Майклом ходил настороженный Бобби и цокал когтями.
Майкл решил не спрашивать, что тот затеял. Он вообще не хотел ни о чем спрашивать, чтобы случайно не спровоцировать разговор на тему «а теперь довези меня до отеля». Майкл уже даже придумал отличную отговорку, мол, машину у меня заберут в сервис, а другой у меня нет, прости. Когда приехал эвакуатор из сервиса, чтобы забрать Анну-Лису, Майкл сказал, что отлучится на пару минут, заполнить бумаги, но Джеймс увязался за ним. И, конечно, в гараже заметил Харлей.
Покрутился возле него, потрогал блестящие хромированные детали, кожаное седло, потом спросил:
— Покатаешь?..
Майкл не смог отказать.
Как можно было отказать Джеймсу?..
Где-то здесь он начал смутно догадываться, что ни в какой отель они сегодня не попадут. Но это было еще не точно.
Он отдал Джеймсу одну из своих мотоциклетных курток, чтобы тот не замерз от ветра. Она была ему чуть велика, но никого из них это не смутило. Джеймс закутался в куртку, застегнулся до горла. Сел сзади, перекинув ногу через седло. Ему чертовски шло сидеть так, Майкл даже пожалел, что рукава куртки закрывают рисунки на руках. Сейчас они казались удивительно уместными. Ему хотелось сохранить себе такого Джеймса, и он задержал на нем взгляд на несколько секунд, прежде чем надеть шлем и сесть за руль.
Когда Джеймс сцепил руки у него на животе, Майкл почувствовал, как замкнулась какая-то цепь. То ли времени, то пространства. Он подцепил ногой и подтолкнул стояночный тормоз, завелся. В пространстве пустого гаража пульсирующий рокот мотора показался особенно громким. Джеймс прижался к нему плотнее — грудью, коленями. И они плавно выкатились из гаража на вечернюю улицу. Заложив вираж, Майкл направил мотоцикл по дороге, не спрашивая, где именно Джеймс хотел бы покататься, но интуитивно догадываясь — да без разницы ему, где и как, на самом-то деле.
Бенедикт Каньон драйв виляла по холмам, кидалась то вверх, то вниз. Они летели вперед, заваливаясь набок на поворотах. Майкл держал в холмы, подальше от города, туда, где кончались светящиеся окна домов, фонари, изгороди — и начинались звезды. Темнело быстро. Рев мотора эхом возвращался к ним, отражаясь от плотной стены деревьев по краю дороги, от заборов и стен, от гаражных ворот, от песчаных насыпей. Они летели по Малхолланд Драйв, обгоняя красные габаритные огоньки попутных машин. Скорость вжимала их друг в друга, руки Джеймса стискивали его под ребрами. С одной стороны поднималась черная стена холма, с другой лежала черная пропасть долины.
На шоссе Сан-Диего Майкл прибавил газу. Скоростной лимит был высоким, и он уже не осторожничал. Тяжелый байк с легкостью обходил машины, в груди замирало от давления ветра. Упругий воздух держал их, отталкивал от земли. Лет десять назад Майкл бы не стал лихачить. Но сегодня — хотелось. Сегодня было можно. Он был уверен, что ничего не случится, и докручивал ручку газа на
Они пронеслись через долину за полчаса, потом шоссе потянулось через заповедник, и скорость пришлось сбросить: дорога была, как змея, дуги и повороты. Мелкое зверье тоже не стоило игнорировать: Майкл не хотел получить енотом в лицо. Дорога в такой час была пустынной, но им некуда было торопиться. Они виляли вслед за лентой асфальта, бегущей вперед. Вокруг была пустота — а в этой пустоте — вибрирующий рев мотора и ускользающий свет фар, указывающий дорогу. Они словно ехали из никуда в ниоткуда. Будто где-то в безвременье они так и не расцепились, и оттуда, с шоссе под Лондоном, проведя в пути десять лет, они добрались до этой точки. До сегодняшнего дня. И все десять лет они летели по черной дороге, все десять лет Джеймс держался за него, сцепив руки у него под сердцем, а он закладывал виражи, следуя за разметкой, и не думал, куда приведет дорога.
После озера Пирамид Майкл повернул в сторону океана. Они пересекли заповедник наискосок, через голые холмы, покрытые кустарником, как бородавками, через крошечные фанерные городки с единственным перекрестком, разрезанные на две половины проходящим сквозь них шоссе. Пронеслись сквозь редкие хвойные заросли, где шумел ветер. Иногда дорога петляла по склону так, словно ее прокладывал заяц. Майкл сбрасывал скорость, Джеймс слегка разжимал руки, и они катились почти на одной инерции, почти бесшумно, в мягком ворчании сытого мотора, и на вираже, наклоняясь для поворота, Майкл отталкивался от земли ногой. И они катились, катились, катились, пока не выруливали на прямой участок — там Майкл убирал ногу на подножку, выравнивался, докручивал газ — и байк с радостным ревом прыгал вперед, ускорением вминая их друг в друга.
В темноте с вершины холма открывался изумительный вид на город. Лос-Анджелес расстилался на берегу, как сияющее лоскутное одеяло, а на горизонте, далеко, за пучком небоскребов, все огни кончались. Там был океан. Неслышимый с такого расстояния, но дышащий в лицо влажным ветром. Черный. Зловещий, будто там, где кончалась земля, начинался бездонный провал, в котором был конец всех времен.
Харлей, чуть накренившись, стоял на песчаном пятачке в стороне от дороги. Майкл сидел на нем, упираясь ногами в землю. Джеймс стоял рядом. Смотрел на город. Жевал треугольный сэндвич, запивая водой. После Вентуры они заехали на заправку. Пока Майкл заполнял бак, Джеймс, ни о чем не спрашивая, забежал в магазинчик, вынес пару сэндвичей и бутылку воды, на ходу открутил крышку. К бутылке Майкл приложился сразу. Они передавали ее друг другу из рук в руки, так и не сказав ни слова.
— Не ешь всякую дрянь, — сказал Майкл, отнимая сэндвич и откусывая почти половину. — Я отвезу тебя нормально поужинать.
— Уже ночь, я так поздно не ем, — отозвался Джеймс.
— Позавтракать, — поправился Майкл. — Дай мне отыграться. За все твои кофейни.
— Их было много, — задумчиво сказал Джеймс. — Не отыграешься за один раз.
— Кто говорит про один раз?.. У меня впереди неделя. Завтраки, ужины, ланчи. Поверь мне, я справлюсь.
Джеймс усмехнулся уголком губ — то ли не верил, то ли подначивал. Майкл обхватил его за пояс, подтянул ближе, усаживая впереди себя. Повернул к себе его голову, вместо спора — поцеловал. Джеймс ответил сразу, запустил язык Майклу в рот. Они целовались жадно, но не быстро, не торопясь накинуться друг на друга. Просто целовались, откровенно и внимательно, знакомясь друг с другом заново, то поддаваясь один другому, то напирая, приказывая подчиниться. Целовались, обмениваясь дыханием и слюной, чередуя, кто ведется, а кто ведет. Долго. Привалившись друг к другу, держа друг друга в руках. То дразнясь, то откровенно играя, то вновь увлекая друг друга уже не сумасшедшей мальчишеской страстью, а взрослым опытом. Не думая ни о каком времени, просто целуясь, еще, еще и еще.