7 дней в июне, Ивакин Алексей Геннадьевич

7 дней в июне

на обложку

Ивакин Алексей Геннадьевич

Шрифт:

Военкор Алексей Иванцов. Окрестности Вильнюса.

В себя я пришел опять ночью. Один. В теплом нутре нашей БМПшки. Голова немного кружилась. Но уже не так, как днем. Постепенно я выбрался из-под груды бушлатов, накинутых на меня. Потом вылез из машины. Именно что вылез, а не вышел.

У костра сидели люди. Пошатываясь, я подбрел к ним.

– Марлен, привет! – прохрипел я, с наслаждением рухнув на землю. – Ты откуда тут взялся?

Все оказалось просто. Отправив нас, главред настоял и на свое отправке на фронт. Да, на фронт. Именно так уже официально назывались районы боевых

действий. Благодаря своим связям в правительстве области, он вылетел в Москву на военном самолете. Сейчас в воздухе только вояки. Губеры, говорят, и те только на машинках своих перемещаются. Оттуда Марлен уже добрался до Риги вместе с десантурой из Псковской дивизии. А там встретился с полковником Калининым. Спецназовцы неслись впереди армейцев, обеспечивая порядок и спокойствие в правительственных кругах прибалтов. Оно и понятно. Нацизм, почему-то, внезапно исчезает, когда за спиной стоят ребята, не понимающие шуток на такие темы. После Марлен попытался выяснить нашу судьбу. В штабе Прибалтийского фронта ему сообщили, что военкоры находятся в передовых частях армии, и должны по расчетам выйти к границе Литвы и Латвии в районе Бауски буквально через час.

Шеф пустил в ход все свои документы, все свое обаяние и весь свой коньяк, договариваясь с вертолетчиками. Договорился. Прилетели. Высадили. Улетели. Марлен и отправился в местную мэрию, искать коменданта.

Какого же было его удивление, когда, вместо бойцов Российской армии, его встретили какие-то отморозки со странными эмблемами на рукавах. Черный щит. А на нем латинские буквы. Большая «L» и маленькая «I».

Отделался фингалом, парой сломанных ребер и конфискованным «Стечкиным». Нарыл где-то хорошую пушку, проныра…

Латышские «Айзсарги» объявили крестовый поход против большевизма в районе пивзавода городишка Бауске. Впрочем, это по мировым меркам – городишка. По латышским – мегаполис! Блин… И большевизма-то давно нет. А они все равно с ним воюют. Охотники, мля, за привидениями. Все же, хорошо мы их в прошлом веке напугали!

Заперли его в какой-то каморке, надеясь получить выкуп за русского журналиста. Сами полезли купаться в чанах с созревающим пивом. И совершенно обалдели, когда увидели колонну бронетехники под двумя флагами – российским и советским. Все-таки, в сознании нашего народа эти оба символа – едины. В сознании латышей, оказалось, тоже. Поэтому, несмотря на убогий мат их командира, какой-то сильно обпившийся свежим темным пивом «лесной брат» все же открыл огонь. Не учли, что это не какой-то военный конфликт, а настоящая полноценная война.

А меня контузили свои же.

Надо же было залезть под ствол Т-80, когда тот ухнул из своего орудия!

Придурок, блин… А Марлена нашел как раз Фил.

– Причем, зараза такая, сначала меня сфотографировал, а потом уже развязывать начал! – засмеялся, кривясь от боли в ребрах Марлен Ильич. – Я ему потом премию выпишу. После войны. За профессионализм!

Постепенно глухота моя проходила. Я уже перестал напрягаться, пытаясь услышать своих боевых друзей. А потом вдруг услышал канонаду за спиной. Машинально оглянулся. В ночной темноте ярко горел западный небосклон.

– А это что? – спросил я.

– Танковую группу Гота в Вильнюсе дрючат!

– Кого? – не дослышал я.

– Генерал такой. Немецко-фашистский.

– Да знаю я, кто такой Гот! А что

он тут делает-то? Он же должен в Белоруссии быть!

Марлен развел руками:

– А я знаю? Мне в штабе говорили что-то про оперативную пустоту и прочие военные прибамбасы. Но я честно ничего не понял!

– Кстати, а куда сталинский СССР подевался? – осторожно почесал я больной затылок.

– И тут тоже никто не знает. Предполагаю, что мы махнулись местами. Они сейчас в десятом году, думаю.

– Даа… Не повезло предкам. Это они, значит, сейчас с «бэтешками» против НАТО? – покачал головой Фил.

– А что на Дальнем Востоке?

– Не знаю, – пожал плечами Марлен. – Интернет только пару дней как работает. А по телевизору толком ничего не говорят.

– Интернет заработал? – в один голос крикнули мы.

– Ну да, я вон с женой по аське переписываюсь. А вы и не знали? Ну лошары же вы! Какие же вы журналисты?

Только тут я заметил, что в руках у Марлена телефон, в который он постоянно тыкает пальцами. Мля… Хлопнув себя по лбу, я помчался, если можно так сказать, искать свою бронированную машинку. Телефон в рюкзаке. Рюкзак в БМП. БМП в лесу… Сказка про Кощея. Только у меня не смерть на игле. А жизнь моя в телефоне. Не обращая внимания на отборный мат разбуженных мной бойцов, я вытащил тщательно упакованную «Нокию» на свет божий. Вернее, во тьму божью, подсвеченную налобным фонариком.

Ага. Есть связь! Звонить не буду. Счета в роуминге хватит на полсекунды. Выбираюсь из БМП и, лихорадочно тыкая в кнопки, усаживаюсь под березку. Два часа ночи. На что я рассчитываю? Спят, наверное, уже. Фиг с ним. Отпишусь, что все нормально. Потом войдет, прочие… Есть! Лиса в сети!

Волк (02:12:05 26/10/2010)

Лис, ты там как?

Лиско (02:12:07 26/10/2010)

Волкоооо

Лиско (02:12:09 26/10/2010)

Волко в сети

Волк (02:12:12 26/10/2010)

Да, Лиско, я тут.

Лиско (02:12:14 26/10/2010)

Наконец то

Волк (02:12:21 26/10/2010)

Да я всегда ярдом. Ты же знаешь.