7 способов соврать
Шрифт:
Немая сцена.
Два блестящих рта округлились в букву «О»,
четыре подведенных глаза таращатся на меня.
Прежде я не видела этих девиц.
И надеюсь, что никогда больше не увижу.
Раз они порицают Оливию за то, что она раздвигает ноги,
они и меня станут осуждать, если узнают –
флаг им в руки.
Разве количество партнеров имеет значение? Как и рост,
вес, цвет глаз?
Возраст?..
Ну нет, нет, разумеется, это не так,
ведь нам
ведь, отказывая кому-то, отвергая кого-то, приходится демонстрировать железную, несгибаемую волю, если тебе с малых лет внушают, что нужно приспосабливаться, смиряться, угождать;
ведь возраст имеет значение – я это знаю.
Клянусь.
– Извини, Джунипер, – говорит одна из девиц. – Я не хотела…
Я быстро иду прочь от нашего столика. Оливия с Клэр смотрят на меня во все глаза,
словно я создана из космической пыли
и они никак не могут наглядеться на мое необычное, нездешнее сияние.
Чей-то потрясенный взгляд в коридоре, по которому я чуть ли не бегу.
Второй, третий, четвертый шокированные взгляды, обращенные на девчонку, которая выказывает свое волнение у всех на виду.
Закрываю лицо ладонью, растопырив пальцы.
Создаю иллюзию, что никто не видит, как я иду мимо них, – если бы, если бы…
За угол, в дверь, запираюсь. Дрожу, трепещу…
Наконец-то я одна.
Свет отражается от стен уборной,
звонким эхом рикошетит внутри кабинок.
Минуты. Спокойствие, словно солнцезащитный крем, размазывается по моей коже.
Где-то под ребрами скопился крик.
Я сую пальцы под горячую воду. Они краснеют.
Смотрю на свое отражение в зеркале, но что-то в моих глазах не так.
Я не влезла в свою шкуру
и не могу заставить себя поверить, что
между нами все кончено, кончено, кончено.
Клэр Ломбарди
Вам знакомо состояние, когда до того стыдно за кого-то, что хочется залезть под одеяло, метаться и кричать: Какого черта ты это сделал?!
Никогда бы не подумала, что испытаю подобное унижение – и из-за кого?! – из-за Джунипер. Она всегда такая собранная, порой кажется, что она и вовсе не живой человек.
Нет, она не идеальна. Идеальных людей не бывает. Я тоже не идеальна.
И все же даже как-то приободряет, что Джунипер проявила слабость на виду у всей школы. Накричала в столовой на двух незнакомых девиц. Идеальные девушки так не поступают. Я никогда не делала ничего столь зазорного.
Можете осуждать меня, но своим проколом Джунипер подарила мне ощущение, будто я выиграла какое-то негласное соревнование.
– Что это было? – в недоумении спрашивает Оливия, глядя подруге вслед.
– Понятия не имею. Пойду посмотрю, может, она захочет поговорить. – Я встаю из-за стола, запихиваю мусор
– Да не станет она разговаривать, – предупреждает Оливия. – Помнишь концерт прошлой зимой?
Я морщусь. Трудно забыть выступление Джунипер в декабре прошлого года. В середине последней части концерта она сбилась в связующей партии и опустила смычок, аккомпаниатор тоже перестал играть, и в зале наступила мертвая тишина. Эту завершающую часть – семиминутный отрывок завораживающей виртуозности – ей пришлось начать сначала. Когда публика разошлась, Джунипер заперлась в туалете, и ни родители, ни Оливия, ни я никакими уговорами не могли заставить ее открыть дверь.
Через полчаса, спокойная и собранная, она вышла сама. О том концерте она до сих пор не упоминает.
– Все же я попытаюсь, – не отступаю я.
– Бог в помощь, – напутствует Оливия.
Хмурясь, я поправляю на плечах рюкзак: девять килограммов учебников, тетрадей и переполненных папок. Иду из столовой, думаю: Оливия и сама могла бы попытаться поговорить с ней, от нее бы не убыло. Но Оливия никогда не лезет в душу ко мне или к Джуни, не навязывает свою заботу. Кажется, ей не нравится такая близость.
Когда мама Оливии уехала из Паломы, я каждый день старалась как-то поддержать ее. Слала ей сообщения, звонила, навещала ее – в общем, всячески пыталась облегчить подруге боль. В ту пору, летом, когда мы переходили в девятый класс, машину я еще не водила – по возрасту не полагалось, – поэтому я упрашивала свою сестру Грейс отвезти меня к Оливии. Но затем я сама, после расставания с парнем, оказалась в глубокой депрессии – это случилось в мае. Так вот Оливия спряталась за завесой робкого отстраненного сочувствия и утешала меня банальностями типа «Скоро все наладится» или «Скажи, если я чем-то могу помочь».
Теперь, оглядываясь, я затрудняюсь сказать, справедливо ли это.
Заворачивая за угол, я вижу, как Джуни в конце коридора исчезает в женском туалете. Я спешу за ней.
Дойдя до уборной, я толкаю дверь плечом. Заперто.
– Джунипер! – окликаю я. – Это Клэр. Хочешь поговорить?
– Все нормально, – отвечает она приглушенным голосом. – Уйди, пожалуйста. Мне нужно побыть одной.
– Хорошо. Скажи, если понадоблюсь.
Подавив вздох, я отхожу от двери. Оливия оказалась права. Кто бы сомневался.
Порой мне кажется, что Оливия и Джуни существуют в какой-то другой плоскости. Они любят притворяться, что все у них тип-топ. В этом между ними царит абсолютное взаимопонимание. Я же… скрытность мне ненавистна. В сравнении с ними я чувствую себя эмоциональной растрепой. Они – аккуратно напечатанные арии; я – небрежно наляпанная сонатина, записанная неряшливыми закорючками на нотной бумаге. Джунипер – сама элегантность; Оливия – стоик. А я – бог знает кто.
Ссоры, недомолвки между нами меня раздражают. Неужели мы постепенно отдаляемся друг от друга? Мы втроем неразлучны с шестого класса – у меня сердце сжимается от одной только мысли, что я могу их потерять.