90-е: Шоу должно продолжаться 13
Шрифт:
— … а мы когда на рок-фест в Москву приехали, нам вообще сказали, чтобы мы шли нафиг со своими глупостями, — возмущенно вещал «ведьмак». — Ха! Короче, нас вроде как послали, мы сначала расстроились, а потом решили, что пофигу, все равно проведем. И, такие, устроили тусич в Нескучнике.
— Ой, ну ты нашел, что вспомнить вообще! — скривилась брюнетка. — Ты еще разборку с бандюками в Ярославле вспомнил бы.
— Да какая там разборка, так, фигня одна, — деланно махнул пухлой ручкой «младенчик».
— Ну да, не тебе же пистолетом в лицо тыкали, — фыркнула «валькирия».
Хорошо у ребят были дела, в общем. После того нашего совместного
Ну, они молодцы, на самом деле. Во время своих обзвонов питерских контактов про этих ребят я даже не вспомнил. В тот раз они, прямо скажем, на меня особого впечатления не произвели, а нянчиться с ними здесь мне не особо хотелось. Но вот сейчас я их слушал и с радостью понимал, что нянчиться и не придется. Тогдашняя история, можно сказать, вдохнула в этих парней и девчонок нужную порцию вдохновения, чтобы начать самостоятельное движение. Хорошо…
Я полистал буклет, который сунула мне в руки «валькирия». Сине-черный, на газетной бумаге. Бла-бла-бла, «история премии „Семена свободы“ началась с фестиваля „Невские берега“, и с тех пор…» Регламент премии… Вручение происходит…
— А мне нравится, — сказал я, случайно прервав на полуслове экспрессивную речь «младенчика» о завистниках, которые пусть сначала сами чего-то добьются, а потом уже вякают. — Я как раз думал о том, какую бы фишку добавить концерту в «Африке», а тут вы. Отлично же.
— В Африке? — удивленно переспросил «ведьмак». — Это в той, где жирафы-гориллы?
— Наша новая площадка, — вместо меня ответила Ева. — Бывший цех одного завода. Хотя мне кажется, что «Семена свободы» лучше подойдут для «Фазенды». Некоторая преемственность получится.
— Хех, факт, — усмехнулся я.
— «Фазенда», «Африка», — хмыкнул младенчик. — Интересно тут у вас, я как в «Рабыню Изауру» какую-то попал.
— Скажи, а? — во весь рот улыбнулся Сэнсей. — Я тоже удивился, когда приехал. Весело тут у них, правда?
— Или «Фазенда», — задумчиво повторил я.
— А сколько у вас всего площадок? — спросила «валькирия».
— Ну… — я начал загибать пальцы. — Стадион «Локомотив», «котлы», «Африка», «Фазенда»… Четыре, получается.
— Юбилейный еще, — подсказала Ева.
— Да, точняк, — кивнул я. — Слушайте, я что-то на ходу уже засыпаю и очень медленно думаю. Давайте я вас сейчас тут оставлю общаться, а порешаем все уже утром, лады?
— Но ты же точно не против вручения нашей премии в рамках фестиваля «Рок-виски-браво»? — прищурилась «валькирия».
— Что, боишься, что я утром проснусь, ничего не вспомню и выгоню вас на мороз? — засмеялся я и встал. — Сказал же, заметано, все сделаем. Хорошо, что приехали, ребят.
Мы с Сэнсеем запрыгнули в почти сбежавший от нас трамвай и устроились на задней площадке. Машину я сегодня брать не стал, не было в планах особых разъездов. Кроме того, надо было привыкать, что я теперь не все время буду на колесах. Батя позвонил и обрадовал, что он, наконец-то
— Я правильно понял, что ты у Гриши уроки гитары берешь? — спросил вдруг Сэнсей.
— Ага, — безмятежно кивнул я.
— Ты вроде говорил, что у тебя травма какая-то, — нахмурился Сэнсей.
— Есть у меня по этому поводу одна история… — усмехнулся я. — Сидит как-то дон Хуан рядом со своей пещерой и трескает пирожные. И тут видит, что к нему приближается очень толстая мадам. Ну, знаешь, вся такая красная, задыхается. Ей же пришлось по длинной лестнице подниматься, и все такое. В общем, доползает она до него и говорит: «О великий учитель, поведай мне, в чем твой секрет? Как ты умудряешься есть пирожные и оставаться таким худым? Это же несправедливо, что одни могут все время жрать и не толстеть, а другие набирают жир, даже когда просто понюхают!»
Сэнсей внимательно слушал. А я подумал, что все же это странная ситуация. Ну, вот эта, со мной и Вовой-Велиалом. Я оказался на месте другого человека без всякой вспомогательной информации и не спалился. Особой заслуги моей, если задуматься, в этом нет, конечно. Спалиться ведь можно, если кто-то реально ищет подвох. Подозревает, что такое вообще возможно. Но ведь здесь оказалось немного не так все. Допустим, я бы взял гитару и обнаружил свое полное в этом профанство. Не умею, не знаю песен, вообще первый раз держу инструмент в руках. Какие выводы сделали бы тогда «ангелочки»? Ну вот реально? Я мысленно представил себе ситуацию. Как я публично облажался и не смог ничего сыграть. И как мямлил невразумительное «не знаю, что случилось, просто забыл…» Удивила бы их эта ситуация? О, да! Заподозрили бы они во мне шпиона и засланца? Ооооочень вряд ли.
Или, скажем, всякие мои оговорки и незнание некоторых реалий. Что подумает среднестатистический приятель Вовы-Велиала в такой ситуации? «Бобер, выдыхай уже!» Побежит ли он в КГБ докладывать о своих подозрениях, что в патлатой голове давнего дружбана поселился какой-то левый мужик из другого времени?
Хех.
— Дон Хуан посмотрел на мадаму, покачал сочувственно головой и говорит: «Вообще-то я по другой части, курсы по похудению — на соседней вершине!» И тянется за следующей пироженкой. А мадама говорит: «Нет, я точно знаю, что мне надо! Вот у меня тут есть пачка денег, и я готова ее отдать, если вы, о великий учитель, поделитесь со мной своим секретом!» Дон Хуан на деньги посмотрел, вздохнул, протянул сначала руку, а потом отдернул и говорит: «Так, сначала про подвох! Эти деньги за что? За секрет или за результат?»
— Твои истории про дона Хуана — это что-то неподражаемое, — сказал Сэнсей. — Скажи, а ты когда начинаешь рассказывать, уже знаешь, к чему все в финале придет, или оно как-то само?
— Честно? — криво ухмыльнулся я. — Неа. Вот сейчас, например, я уже запутался. Потому что сначала я думал про какую-то другую мораль. Если коротко, то «посмотрел на себя со стороны, понял, что занимаюсь не тем, а травму придумал, чтобы никому ничего особо не объяснять». Откуда взялась толстая мадам с пачкой денег — понятия не имею.