900 дней в тылу врага
Шрифт:
Утром лопуховцы гурьбой ходили по деревне, но коровы и след простыл. Между тем Пеструха стояла у нас в надежном месте, и мы даже успели подоить ее. Лопуховский поднял на ноги всех бойцов.
— Корову украли! — кричал он.
Когда все дворы были обысканы, Сан Саныч пришел к нам.
— Это вы, наверное, сделали, — сказал он мне.
— Зачем она нам? У нас и молоко-то никто не любит, — серьезно отвечал я.
— Брешешь, Ильич.
— Пожалуйста, если не веришь, обыщи.
Лопуховский хотел было уходить, но в это время во дворе замычала корова.
— Ага! — встрепенулся
— Батюшки! — удивился я. — Как же она сюда попала?
Ребята хохотали, а Лопуховский, чертыхаясь, повел Пеструху на свой двор.
Примерно через час нас вызвали в штаб. Шагая туда, мы думали, что Лопуховский пожаловался на нас комбригу. Но дело оказалось намного серьезнее.
Комиссар Новиков рассказал нам о чрезвычайном происшествии. Бойцы отряда Лопуховского — Жуков и Емельянов устроили дебош, стреляли в политрука отряда Романова. Командование бригады расценило этот случай как грубое нарушение дисциплины, хулиганство и потребовало расстрела виновных. Лопуховский поддержал решение командования. Я долго молчал. Случай, конечно, возмутительный, но расстрел казался мне чересчур жестокой карой.
Жукова и Емельянова я знал со дня нашего перелета в немецкий тыл. Будучи в Белоруссии, Емельянов пытался уйти от нас к местным партизанам, но его удалось задержать. Жуков в свое время окончил военное училище и нас в душе считал просто неучами.
По каким-то обстоятельствам наш отряд больше выходил на боевые задания, чем отряд Лопуховского. Заметив такую разницу, Жуков и Емельянов уговорили меня принять их к себе. Я доложил об этом комбригу, и он дал свое согласие. Однако не прошло и месяца, как они снова переметнулись к Лопуховскому.
— Думай не думай, Ильич, а анархию в бригаде мы разводить не намерены, — прервал мои мысли Назаров.
— А может, в штрафбат их? — посоветовал я.
— Не стоит…
Вечером вся бригада выстроилась за околицей. Туда привели и Жукова с Емельяновым. Они не предполагали, что так круто обернется для них дело. Их поставили перед строем. Воцарилась мертвая тишина. Вперед вышли четверо бойцов с автоматами. Начальник штаба стал читать приговор…
Тяжело было на душе, но суровые законы войны требовали железной дисциплины в партизанских рядах.
6. Гитлеровцы мстят за генерала
От Богданова пришли связные. Они принесли план гарнизона Опочки и сообщили много новостей. Свиные рассказали, что их группе пришлось столкнуться с фашистами и что сам Богданов получил тяжелое ранение.
В день прихода связных в деревню Борисенки нагрянули немцы. Гитлеровцы что-то замышляли. Около суток мы находились в обороне, ожидая незваных гостей.
В морозный январский вечер нового, 1944 года бригада организованно снялась со своей базы и пошла на северо-восток, под Опочку. В полночь нам пришлось быть очевидцами замечательного зрелища. Шагая по безлесной возвышенности, мы уловили в звездном небе рокот самолетов. Они шли в сторону Идрицы. Вскоре над городом вспыхнули огромные осветительные шары, задрожала земля от разрывов авиабомб. Советские самолеты бомбили идрицкий железнодорожный узел и гарнизон. На путях горели эшелоны с горючим и техникой. Беспрерывно
Мы невольно остановились. Радостно было сознавать, что в этом массированном налете советской авиации на вражеский гарнизон была частица и нашего труда: наша бригада своевременно представила командованию Советской Армии план Идрицы.
Стараясь скорее прийти в назначенный пункт, бригада почти без отдыха двигалась по заснеженным дорогам. Изредка на пути попадались полусгоревшие деревушки, и мы ненадолго заходили туда, чтобы узнать у жителей о расположении неприятельских гарнизонов.
К исходу второй ночи бригада приблизилась к шоссе Опочка — Пустошка. Утро застигло нас в крайне опасном месте у стратегического шоссе, в пятистах метрах от, большого гарнизона противника. Раздумывать некогда, надо действовать быстро.
Выдвигаем вперед заслон из автоматчиков. Вместе с ними идут Адольф и Иозеф. В случае необходимости они должны задержать движение вражеского транспорта. Бригада подтягивается вплотную к дороге. Сквозь деревья виднеются проезжающие тягачи с пушками, врытые фургоны и машины различных марок. Они идут бесконечным потоком. Люди сосредоточены, все ждут сигнала. Наша главная задача — благополучно перейти шоссе.
Уже совсем рассвело. Теперь враги могут хорошо нас видеть. На какое-то время стихает шум автомобилей.
— Пошел! — звучит команда.
Преодолевая глубокие сугробы, партизаны бросаются вперед. Миновав укатанную полосу шоссе, вы вклиниваемся в густой ельник и идем, не останавливаясь, по снежной целине.
Ребята устали, но настроение у всех хорошее: задача решена успешно. Бойцы улыбаются друг другу, потихоньку перебрасываясь шутками.
Бригада выходит на лесную просеку. Над деревьями в морозной дымке поднимается оранжево-красное солнце. Длинные тени деревьев ложатся на багряный пушистый снег. Пора отдохнуть. Кстати, впереди виднеется деревня. Заманчиво клубится над избами дымок. Мирно кукарекают разноголосые петухи. Никаких признаков неприятеля.
— Вот здесь и остановимся, — говорит Назаров. — Деревня Бабинино.
Выставив часовых, расходимся по домам. Со мной идут Поповцев, Соколов, Беценко, Ворыхалов. Ребята, не раздеваясь, укладываются на пол, а я ложусь на широкую лавку у окна.
Хозяйка деловито копошится у печки, ворошит кочергой пылающие поленья. Из топки прямо в лицо бьет яркий свет пламени. Невольно закрываю усталые глаза.
Звон посуды заставляет меня вздрогнуть. С трудом поднимаю тяжелые веки, смотрю на занятую хлопотами женщину и невзначай спрашиваю ее:
— Кто с вами живет?
— Мы с доцкой вдвоем живем, — смешно цокая, охотно отвечает она на местном опочецком наречии.
— А где же дочка?
— В школу утром ушла.
— А где школа?
— В Звонах, на большаке.
— Немцы есть там?
— Есть.
— А далеко до Звонов?
— Нет, недалеце. Версты три.
Я расспросил хозяйку подробнее о вражеском гарнизоне и снова стал засыпать. В это время в избу вошла девочка. Она подошла к матери и, озираясь по сторонам, стала что-то шептать.