99 имен Серебряного века
Шрифт:
Подведем итог. Петр Струве — это человек универсального ума, колоссальной, почти вулканической энергии, страстный, неутомимый борец, высочайший интеллектуал и скромнейший человек в быту, почти аскет. Он прожил 74 года.
Из трех сыновей Петра Струве наиболее известен Глеб Струве (1898–1985), литературовед, журналист, переводчик, ему принадлежит огромная роль в развитии славистики в США. Он — автор многих исследований о русской литературе XX века, а также книг «О четырех поэтах: Блок, Сологуб, Гумилев, Мандельштам», «Русская литература в изгнании». Глеб Струве издал на Западе книги Ахматовой, Гумилева, Мандельштама, Волошина, Пастернака, когда их не издавали в Советском Союзе.
Не оскудевающий талантами
Внук Петра Струве верит в Россию. И это отрадно.
ТРУБЕЦКОЙ
Евгений Николаевич, князь
23. IX(5.Х).1863, Москва — 23.I.1920, Новороссийск
Трубецкие (Гедиминовичи) — старинный княжеский и дворянский род. В семье было много детей, выделялись братья-погодки: старший Сергей Трубецкой (1862–1905) и младший Евгений. Они воспитывались в подмосковной усадьбе Ахтырка, в атмосфере «дворянского гнезда», где существовал культ музыки, литературы и философии. Мать, Софья Алексеевна, урожденная Лопухина, была натурой религиозной и в одном из писем признавалась:
«Еще до рождения детей, во время беременности, я молилась и особенно любила слова: „Даруй им души всеразумные к прославлению имени Твоего. Дай Бог, чтобы до конца жизни сыновья мои продолжали искать света и совершенствовались по возможности. Высшего счастья нет на земле. Я мечтаю о том, чтобы со временем они были миссионерами. Но миссионерами не в Японии и даже не в России, а в своей собственной среде. Лишь бы гордость не примешалась к желанию распространения истины. Если двигателем будет сознание обязанностей, возлагаемых на них, тем сокровищем веры“, которое дано им от Бога, тогда нет места гордости…»
Молитва была услышана. Сергей и Евгений Трубецкие стали миссионерами мысли, философами. На базе хорошего образования, домашнего и гимназического, братья засели за философские труды, сначала Платона и Канта, затем перешли к Шопенгауэру и Эдуарду Гартману. В Московском университете занимались на кафедре философии и энциклопедии права. «Потомственная няня Трубецких» Феодосия Степановна не скрывала своего разочарования выбором братьев: «Знаю эту вашу философию! Это значит — нет ни Бога, ни царя, ни няни… Нет, уж вы это оставьте! Вот у меня племянник был, ни за что пропал от этой философии. Уж сколько его отец ложкой по голове бил, а он все свое. Все опровергает; плохо жил, плохо кончил».
А теперь отдельно поговорим о Сергее Трубецком, чтобы потом перейти к основной фигуре — Евгению Трубецкому. Сергей Трубецкой по окончании университета как приват-доцент читал лекции по древней философии, сотрудничал с редакцией энциклопедии Брокгауза — Ефрона и считается родоначальником русской историко-философской науки. Занимался политикой и получил прозвище «Первый выборной ходатай от русской земли перед царем». Боролся за автономию университета. Его проект реформ был принят, и 2 сентября 1905 года князь Сергей Трубецкой стал первым выборным ректором Московского университета. Однако академические свободы вызвали среди студенчества революционную волну, которая захлестнула университет. Сергей Николаевич был вызван в Петербург к министру и после шестичасового обсуждения (а возможно, и разноса)
Перейдем к князю Евгению Трубецкому. Его первый печатный труд — «Рабство в Древней Греции» — издан в Ярославле в 1886 году. В Ярославле, в Демидовском юридическом лицее Трубецкой преподавал после университета. И часто он наведывался в Москву, где участвовал в кружке умеренных либералов, в который входили историки, философы, литераторы. В начале 1887 года произошло знакомство Евгения Трубецкого с Владимиром Соловьевым, они сразу подружились. Несколько лет Трубецкой посвятил написанию своего главного труда «Миросозерцание Владимира Соловьева». «Плод всей моей духовной жизни» — как говорил Трубецкой.
Однако в отличие от Владимира Соловьева Евгений Трубецкой пытался воплотить теоретические построения в практическую жизнь, всех примирить на основе правды и справедливости, недаром Павел Милюков называл его «наш дорогой объединитель».
Евгений Трубецкой был членом Государственного совета, являлся одним из основателей партии кадетов (кадеты намечали назначить его на пост обер-прокурора Священного синода), а граф Витте, тогдашний премьер, рассматривал кандидатуру Трубецкого на пост министра народного просвещения. Любопытную характеристику Евгению Трубецкому оставил Юлий Витте: «Это чистый человек, полный философских воззрений, с большими познаниями, как говорят, прекрасный профессор, настоящий русский человек, в неизгаженном („Союз русского народа“) смысле этого слова, но наивный администратор и политик. Совершенный Гамлет русской революции. Он мне, между прочим, сказал, что едва ли он вообще может быть министром, и, в конце концов, и я не мог удержать восклицания: „Кажется, вы правы“».
Евгений Трубецкой не стал министром и покинул ряды партии кадетов, возмущенный партийным духом, бюрократизмом и доктринерством партийных функционеров. В 1906–1910 годах он издавал журнал «Московский еженедельник», где напечатал около трехсот передовых статей, откликаясь на самые горячие события своего времени. Трубецкой пытался внедрить в сознание общества такие понятия, как «этика», «совесть», «достоинство» — вот уж действительно русский Гамлет!
Пугала Евгения Трубецкого набирающая ход революция и грядущая катастрофа России. Он предупреждал: «…Нельзя строить общество на животном, буржуазном страхе и инстинкте самосохранения: но его нельзя строить и на алчности, злобе и человеконенавистнических чувствах озверевшей массы: ибо животные инстинкты — это те самые центробежные силы, которые рвут на части общественный организм. Кто обращается к ним, тот строит на песке».
«Зверь, пробудившийся в революции, — писал Трубецкой, — родил из недр своих звероподобную реакцию».
Большую долю вины за все происходившее в России Трубецкой возлагал на интеллигенцию, которая, по его мнению, вместо просвещения народа стала льстить его зверским инстинктам, занялась «зверопоклонством под видом народопоклонства». Лесть и демагогия интеллигенции «упразднили всякую грань между свободой и анархией, между социализмом и грабежом, между демократией и деспотизмом».
В апреле 1911 года в письме к Маргарите Морозовой Евгений Трубецкой писал: «…Самодержавие оказалось сосудом диавола… Потом мечта о „народе-богоносце“ возродится в форме теократии Соловьева; но и она разбита вдребезги; ни Булгаков, ни Бердяев, ни Эрн в нее не верят. Говорить о святости русской общественности теперь, когда Россия создала самую безобразную государственность на свете, когда в сфере общественности она вечно колеблется между жандармерией и пугачевщиной, — просто неприлично! Значит, в устах наших друзей слова „народ-богоносец“ — старая разбитая скорлупа без старого, да и без нового смысла, мертвая формула…»