99 имен Серебряного века
Шрифт:
Религиозная лексика, языковая архаика, «пестрядь» и «изукрашенность» речи, этнографические детали деревенского быта — все то, что Есенин называл в Клюеве «только изограф, но не открыватель», роднит поэзию Клюева с живописными полотнами Васнецова, Билибина, Нестерова… Поэзия Клюева изукрашена, духовита и ароматна.
Мои застольные стихи Свежей подснежников и хмеля.В своих стихах Клюев поет осанну деревне и одновременно клеймит город.
Город-дьявол копытами бил, УстрашалНо не только город был противен, противоестествен Клюеву, а и весь урбанистический уклад современной цивилизации, весь этот индустриальный Запад, и, конечно, ему была ненавистна Америка. «Как ненавистен и черен кажется весь так называемый Цивилизованный мир и что бы дал, какой бы крест, какую бы голгофу понес — чтобы Америка не надвигалась на сизоперую зарю, на часовню в бору, на зайца у стога, на избу-сказку…», — писал Клюев Ширяевцу в ноябре 1914 года.
Однако отнюдь не Америка нависла над Россией, а разрушил всю сельскую благодать патриархально-крестьянской России огненный вихрь революции.
Клюев, как и многие другие поэты, вначале приветствовал революцию:
Как буря, без оглядки, Мы старый мир сметем, Знамен палящих складки До солнца доплеснем!С патетикой он вещал:
Из подвалов, из темных углов, От машин и печей огнеглазых Мы восстали могучей громов, Чтоб увидеть небо в алмазах.В 1917–1919 годах Клюев пишет много революционных стихов и даже в подтверждение своей новой «красной веры» вступает в партию большевиков. Одним из первых поэтов обратился к образу Ленина. Он наивно верил, что идущая революция исключительно крестьянская, и она позволит мужику достичь молочных рек и кисельных берегов, что будет «мужицкий рай» —
И цвести над Русью новой Будут гречневые гении.Гении пришли другие. Гении зла. Это очень скоро почувствовал Клюев. Уже в 1922 году поэт был полон боли и страха за этот новый мир:
Блузник, сапожным ножом Раздирающий лик мадонны, — Это в тумане ночном Достоевского крик бездонный.Из партии Клюева исключили из-за его религиозных убеждений. Запретили и изъяли его поэму «Плач о Есенине» (1926) и начали планомерно травить как махрового реакционера и «барда кулацкой деревни».
Дирижер Николай Голованов в письме к певице Неждановой рассказал об одном вечере в декабре 1929 года, на котором Клюев читал свои новые стихи: «…Я давно не получал такого удовольствия. Это поэт с иконописным русским лицом, окладистой бородой, в вышитой северной рубашке и поддевке — изумительное, по-моему, явление в русской поэзии… Теперь его ничего не печатают, так как он считает трактор наваждением дьявола, от которого березки и месяц бегут топиться в речку. Стихи его изумительны по звучности и красоте… я чуть не заплакал в одном месте…»
В 1934 году последовал арест Клюева и высылка. В июне 1937 года снова арест, обвинение в создании монархической и церковной организации и расстрел. Клюеву исполнилось 53 года, но здоровье его было полностью подорвано из-за тяжких лишений
Что остается добавить? В 20-е годы были написаны Клюевым поэмы «Мать Суббота», «Заозерск», «Каин», «Деревня» и так и не опубликованная при жизни «Погорельщина» (1927) — поэма пожара России:
Душа России, вся в огне…Эсхатологические мотивы у Клюева шли по нарастающей. Одна из его последних поэм «Песнь о Великой Матери» (1930–1931) — где мать-крестьянка, «матушка-Россия», Матерь Божья и мировая душа, объединены в единый образ.
«Не жалко мне себя как общественной фигуры, — писал Клюев в одном из писем в конце 1935 года, — но жаль своих песен — пчел сладких, солнечных и золотых. Шибко жалят они мое сердце. Верно, что когда-нибудь уразумеется, что без русской песенной соли пресна поэзия под нашим вьюжным небом, под шум плакучих новгородских берез».
Все сгинет — ступени столетий, Опаловый луч на портрете, Стихи и влюбленность моя. Нетленны лишь дружбы левкои, Роняя цветы с мировое, Где Пан у живого ручья, Поет золотая тростинка, И хлеб с виноградом в корзинке — Художника чарый обед…Это написано в мае 1933 года.
КОРОЛЕНКО
Владимир Галактионович
15(27).VII.1853, Житомир — 25.XII.1921, Полтава
Серебряный век Короленко встретил после того, как провел 6 лет в тюрьмах, на этапах и поселениях, как политически неблагонадежный человек. Однако революционером писатель никогда не был и считал себя беспартийным писателем. Боролся против произвола властей за простого человека, его свободу и счастье, — это было смыслом его гражданского бытия. Короленко считал, что «человек живет не для того, чтобы служить материалом для тех или других схем… дорога'o его свобода, его возможное на земле счастье…».
Слово «счастье» — ключевое слово в системе жизненных координат Короленко. Калека из его рассказа «Парадокс» (1894) изрекает: «Человек создан для счастья, как птица для полета». Конечно, вера наивная, но какая красивая!..
Первая книга «Очерков и рассказов» вышела в 1886 году, вторая — в 1892-м. В 1914 году вышло 9-томное полное собрание сочинений Короленко. Его рассказы «Слепой музыкант», «Без языка» и другие получили широчайшее признание читателей и были переведены на иностранные языки. В своих произведениях Короленко выступал как воспитатель. «Он воспитывает, потому что он добр, и его произведения могут служить школой жалости и любви. Он сострадательно и участливо относится к людям и даже тех, кто ему несимпатичен, пишет в мягких красках. Он осуждает злое дело, но не злого деятеля…» — так писал о Короленко в своих «Силуэтах» Юлий Айхенвальд, отмечая «особую внутреннюю вежливость» писателя.