99 признаков женщин, с которыми знакомиться не стоит
Шрифт:
Но можно было бы пойти и по другому пути. На некотором начальном этапе вообще забросить работу над текстом, на пару сотен баксов закупить баннеры с каким-нибудь эффектным рекламным слоганом, и первое место во всех рейтингах обеспечено. А что? Ведь о недоконченности текста и корявости изложения в баннере не сказано ничего…
Теперь представим себе как бы двух Котов-Бегемотов в личном общении. Предположим, что вы оказались в купе поезда с «Котом номер 1». Разговор зашёл о какой-то вашей личной проблеме — допустим, вы не можете выбрать себе тарифный план и сотового оператора. Первый Кот начинает разговаривать с вами о разных сотовых
Теперь вы в купе с другим Бегемотом. Кот «номер два» с первого момента встречи начинает выяснять: «А вы мой текст „99 признаков“ читали? Ну, что скажете? Понравилось?» И если собеседник не читал его текст, или текст ему не понравился, то (второй) Кот начинает общаться как бы через силу, смотрит на вас подозрительно, и всё время пытается понять: да как же так? Такой супер-крутой текст, и не понравился? Между прочим, именно поэтому так называемые «встречи с автором» заключают в себе нечто тошнотворное. Равно как и «встречи авторов» — таких-то и оттуда-то.
Но вернёмся к нашим Бегемотам. «Номер два» даже при обсуждении тарифных планов постоянно сбивается на проблемы своего текста, и всё время пытается доказать вам, что текст его хороший, он самый лучший, просто это вы чего-то там недопоняли… Это, типа, ваша проблема. Сами виноваты, что вы такой недотёпа. Ну какие там ещё тарифные планы? Вам нужно думать о другом, у вас всё очень плохо, раз вы не смогли оценить крутой бегемотов текст. И вообще, раз вам не понравился правильный текст, то и вообще вы — какой-то неправильный. Ведь самому-то Бегемоту-2 ясно, что текст очень хороший.
А теперь ответьте мне на вопрос: с каким из двух Бегемотов вам было бы легче общаться?
И в общении, и даже в личных отношениях, христиане повторяют ошибку «второго Бегемота». С самого начала встречи они начинают выяснять: «А вы с моей верою знакомы? Ну, что скажете? Правда, святая вера?» И если собеседник не знаком с этой верой, или она ему не нравится, то с ним начинают общаться через силу, смотрят на него подозрительно, и всё время общения пытаются понять: да ты, случаем, не враг ли моей вере? Как же так? Такая супер-крутая религия, а ты уверовал?
В общении даже на самые отвлечённые темы, христианин, подобно «Бегемоту-2», постоянно сбивается на проблемы своей веры и всё время пытается доказать вам, что религия его хорошая, она самая лучшая и самая святая, просто это вы чего-то там недопоняли… Это, типа, только ваша проблема. Сами виноваты, что вы такой недотёпа. И вообще, раз вы не стали христианином, то сами вы — неправильный. Ведь самому-то христианину ясно, что христианство — самая лучшая, самая спасительная религия.
Объясните мне теперь: в чём принципиальная разница между «вторым Бегемотом» и христианином? Да точно ли есть она?
Общаясь с «воцерковленным христианином», вы обязательно почувствуете, что вас как бы делают виноватым. Если же собеседник — интеллигентный верующий, то описанный оттенок отношения будет едва уловим. Но он всё равно будет. И в этом случае вам будет тяжело общаться.
Сами христиане объясняют эту «силу тяжести» либо немощью человеческой природы, либо недостаточной «продвинутостью» христианина на пути к достижению
Смею утверждать, что проблема кроется как раз в христианстве. В христианстве исторически-приземлённом, как его интерпретировали приобщающиеся к нему народы. Смею утверждать, что корень проблемы — в извращённой логике, когда именно спасение становится в основу мировоззрения. Христианство в его исторической форме — это «второй Бегемот», который бросил своё дело ещё в самом начале, не доведя его до конца, а сам занялся одними баннерами. И две тысячи лет он ходит по офисам, и требует, чтобы эту «альфа-версию» недоконченного продукта все полюбили и стали использовать. В общении просто невозможен, при совместном проживании — невыносим.
Смею утверждать, что идеал христианина, «подразумеваемый» Христом, был другим. Лёгким в общении. Привлекающим к себе других. Сосредоточенным на своём деле, а не на спасении. Вот просто утверждаю, и всё. Хотите — верьте, не хотите — не верьте.
Христианское сообщество пошло по второму, самому удобному пути. Вместо того, чтобы корпеть над своим делом, всячески доводить его до ума, достигать в нём успеха, христианство сразу же «занялось баннерами», то есть проблемой спасения и причастием, как условием для этого.
Сначала должно было идти дело (или принятие какого-то важного решения — заниматься тем или иным делом), потом причастие, а уже после всего, как следствие этого — и (возможное) спасение. Христиане же поставили эту логику вверх тормашками, и задались несвоевременным вопросом: что нужно делать, чтобы спастись? Нетрудно видеть, что сначала по их логике идёт спасение. Затем, как условие этого — причастие. А уже потом, в зависимости от этого, выбирается и собственное дело (или способ его выполнения), а равно и отношение к нему. Вот именно поэтому-то, в силу этой извращённой жизненной логики, и являются «убеждённые» христиане такими неприятными, тяжёлыми людьми, прямо как второй Бегемот в моём примере. В основе их мировоззрения лежит не собственное призвание, не дело, к которому лежит их душа, не самореализация, не желание помочь другим, но стремление к спасению. И желание того, чтобы другие тоже спаслись. Через призму этого последнего и осмысляют христиане мир, именно с этим немым вопросом обращаются они к первому встречному: типа, а какова твоя вера? Како спасаешься? Правильный ты, или нет? Подобное отношение, вот этот вызов, ожидание этого ответа, тяжёлой тучей висит над нами, когда мы разговариваем с церковными людьми. И подобная тяжёлая туча повисла над всей христианской цивилизацией… Верите ли: нас ведь никто не любит. Никто.
Когда в основе мировоззрения лежит не реализация своих способностей в каком-то деле, но сама по себе вера в спасение, любая иная религия оказывается злом, с которым нужно бороться. Все люди тут же начинают делиться на имеющих «правильную» и «неправильную» веру. Первые — сами «правильные», коль сумели уверовать, вторые — «неправильные», заблуждающиеся. Типа больные, которых нужно лечить. Или, иными словами, христианство, поставив проблему «правильности веры» во главу угла, тут же начало делить всех на «своих» и «чужих».