999 Душ в моей копилке, не хватает только твоей

Стинг Ксения

***

Ад, грязная забегаловка на самой окраине, 500 лет после

изгнания людей, 50 собранных душ.

Ее изгибы прекрасны, местами чешуйчатая кожа царапает мои пальцы, а ее хвост. Господь, мой папаша, ее хвост просто невыносимо заводит. Ласкает меня, пока я прижимаю чертовку, в прямом смысле этого слова, к стене, скрепляю запястья над головой и припадаю к округлой груди.

Жадные женские стоны разносятся эхом по затхлой комнатушке,

лаская мой слух. Я знаю, что хорош, но люблю в этом убеждаться каждый раз, когда захожу в гости к Адель.

И вот я оставляю фиолетовые засосы на ее красноватой коже. Вхожу до основания, вбивая ее спиной в подгнивающую древесину стены, слышу ее хриплые стоны, чувствую, как ее заостренный хвост вновь и вновь обвивает мою шею, слегка сжимая до тяжелого дыхания.

Ох, как я люблю такие грязные игрушки, с радостью принимаю правила суккуба. Меня не останавливают глубокие царапины на моей спине и невозможность сделать глубокого вдоха. А она уже не стонет, кричит, выгибается ко мне на встречу, заставляя меня прикусывать шершавую кожу.

Перехожу к шее и вновь ловлю ее искусанные губы. Облизываю их, играю с ее языком, без стыда и совести, которых у меня уже давно нет.

Легко меняю положение, падая на спину, вздымая клубы черной пыли. Суккуб трется об меня, заигрывает и дразнит, водит руками и языком внизу живота, слегка прикусывая нежную кожу, заставляя меня порыкивать от нетерпения.

– Не играй со мной, девочка… – закатываю глаза, наматывая на кулак ее змеевидные волосы. И она подчиняется, как и всегда, ведь такому как я очень тяжело отказать.

Мягкие бедра охватывают мои, я вновь проникаю в нее, обдаваемый жаром ее тела, раздираю ногтями ее кожу, наращиваю темп, не заботясь о ее комфорте. Может ей больно, неприятно? Да мне плевать.

Чувствую дрожь ее тела и бедер, но не замедляюсь, продолжаю беспощадно драть ее, в конце наполняя ее частью себя.

Хорошо… Спихиваю ее на запятнанный матрас, Адель слегка недовольно шипит, но даже не думает прижиматься ко мне или проявлять нежность. Границы наших взаимоотношений давно определены. Мне нужен секс, а ей деньги и секс. Мы сошлись в наших интересах, благо деньги я не потерял вмести с силами.

– Ты никогда не рассказывал об этом… – все же прикасается к моему напряженному животу, на котором продолжает красоваться печать брата, она меняется каждый раз, когда очередная душа входит в мою копилку, словно ведет обратный отсчёт.

Я обвожу взглядом рисунок, настроение резко приближается к нулевой отметке, рискуя пробить дно. Перехватываю ее руку, отрывая от собственной кожи, мои фиолетовые глаза горят истинной злобой. Адель, сама того не желая, разбудила во мне зверя, который спал 500 лет, а это может стоить ей жизни.

– Еще раз прикоснешься ко мне без разрешения, и больше никогда не сможешь ходить и говорить, все понятно? – слышу хруст ее стальных костей, но не ослабляю хватку, пока не увижу ответ в ее глазах.

Кивок и стекающая слеза меня удовлетворяют

не хуже секса, и я, окончательно сняв с себя вязкую усталость, встаю с подобия кровати, набрасывая на себя свои вещи. Адель провожает меня долгим и задумчивым взглядом, гадая, что со мной не так, и почему я так отреагировал. Она не знает кто я, после моего позорного падения с вершины Ада на уровень падальщиков, все как-то легко и быстро забыли о младшем брате их покровителя.

Помнят лишь самые старые и древние демоны, а тем плевать где и когда я шляюсь, с кем трахаюсь и на что сливаю запасы золота.

Задумчиво выхожу за дверь, потирая шею со следами удушья. Залечу позднее, а сейчас пора возвращаться на Землю и продолжить свои поиски. С каждым днем, годом, столетием, нужных мне душ становится все меньше, людям не выгодно быть святыми и безгрешными, тьма тянет их к себе, и впервые я жалею, что смертные такие падкие на соблазн.

***

Зеленые поля где-то на территории современной Англии,

десять тысяч лет после изгнания людей, 489 собранных душ.

– Проклятье, как же неудобно в этих не пойми из чего сделанных сандалиях-ботинках, – шикаю я сам себе под нос, бредя сквозь высокую траву, доходящую мне до пояса.

Душ становится все меньше, а искать их все труднее. Людей уже больше сотни тысяч, они разбросаны по разным материкам, и даже мой исключительный, натренированный на непередаваемый аромат душ, нюх не всегда спасает меня.

За этой душонкой я охочусь примерно пятьдесят лет, она постоянно ускользала от меня, переезжая с места на место, вместе со своей владелицей. А я все иду и иду, утопая в траве, ощущая ее сладковато-свежий аромат, провожу рукой, чувствуя мягкость.

– Да, это тебе не Ад, там солнце светит только по праздникам, а трава награждает нас своим присутствием только в саду Люцифера, – недовольно озираюсь по сторонам, желая быстрее закончить эти мучения и приступить к поиску следующей цели.

– Шдесь кто-то ешть? – беззубым ртом лепечет старуха, сидя на голой траве. – Ну так пришашиваясь, шоштавь бабушке компанию.

Меня всегда поражало, как добры люди с такой чистой душой, как у этой старушки. Она практически слепа, смотрит куда-то вдаль, не может сфокусировать на мне взгляд, и в моей демонской груди что-то йокает, нечто неуловимое, что не сразу мне удается распознать.

Но я смиренно выполняю ее просьбу, присаживаясь рядом. В моей голове есть четкий текст, я знаю что говорить, как действовать, чтобы закрыть очередной гештальт.

– Каково это видеть солнце? – спрашивает она меня, медленно запрокидывая голову кверху. – Я хошу шюда кащдый день с шамого рождения. Но глаза мои уше четверть века покрыты пеленой.

Я недовольно поежился, эти разговоры всегда выводят из себя, но нельзя напугать, иначе старуха может уйти на Небеса раньше, чем я заполучу свой презент.