999 Душ в моей копилке, не хватает только твоей
Шрифт:
Сбрасываю пепел и иду в душ. Как не странно, демонам тоже надо иногда мыться, пахнем мы не розами, а скорее их гниющими стеблями. Вода остужает меня, позволяет мыслить здраво, ведь за прошедшие века я стал ощущать себя другим, но мне никак не удается понять первопричину. Я болен? Головой? Телом? Или всем и сразу?
Вечерами моя собственная душа мечется в моем теле, заставляет обливаться потом или видеть кошмарные сны. А знаете, что самое ужасное, раньше я не видел снов, да никто из темных их не видит, мы занимаемся снами, мы их придумали, мы посылаем
мечом. Называйте это, как хотите.
– Разберусь с этим после финальной жатвы, сейчас не время утопать в своих эмоциях, – говорю я сам себе, ложась обратно в кровать, протирая рукой пепельные волосы, и закуриваю еще одну сигарету, чтобы вновь отвлечься.
Двадцать пять душ, и мой брат узнает, каков на вкус мой личный сорт пыток.
Часть 3. Такое шаткое равновесие
Земля, 138 тысяч лет после изгнания людей, 998 собранных душ.
– Так-так-так, – вдыхаю сухой, горячий воздух Иерусалима, поправляю затянутую на поясе белоснежную тунику и шляпу, которую втюхал мне торгаш на подходе к вратам города.
Не просто так меня сюда занесло, не на экскурсию, да и не празднование еврейского дня Пасха. Всему виной этот манящий запах девственно чистой душонки одного из жителей али гостей города.
Я нагнал человечишку еще в далекой от Иерусалима деревушке, даже заключил сделку, но меня нагло и по-людски глупо надули. Как только я исполнил просьбу худощавого паренька с липкими патлами, он моментально смылся. Вы можете себе представить? Просто рванул в толпу, петляя между кривыми улочками. И черт подери, у меня не получилось его догнать.
Видать, теряю хватку, но просьба парнишки была более чем необычной, я даже на секунду потерял дар речи, да что уж секунду. Мое выражение лица так и застыло в немой истоме, а губы глупо подрагивали, когда его наглый рот произнес это.
– Хочу, чтобы меня считали сыном Божьим, ну и в добавок несколько чудотворных навыков, для правдоподобности, – как сейчас помню его безобидный взор и наглые слова. Такая сделка заставила меня усомниться. А точно ли его душа полностью принадлежит свету, может произошла какая-то ошибка? Но нет, искра пылала ярче всех прочих, но носивший ее человек не был святым.
И тут я понял, что поистине безукоризненные души не подвержены осквернению, каким бы мудаком ни был их носитель. Что ж, это забавно, ведь до этого мне попадались лишь чистые святоши.
– По рукам, будешь превращать воду в вино и ходить по воде, идет? – выхожу из своих глубоких раздумий, пока Джус, как звали паренька, безобидно поднимает пыль носком своей сандалены.
– Конечно идет, – как-то совсем по-демонски скалится Джус, протягивая мне руку для заключения нашей с ним сделки.
Договор скреплен, я уже практически щелкаю пальцами, чтобы взять свое, и тут мой
Это малолетний ублюдок выкинул свой фокус, окутав меня каким-то перцовым облаком. Проклятье! Я точно теряю хватку, а вместе с этим и статус архидемона, о котором уже все позабыли.
И искал я его. ЗЛОВОНЬЕ ГИЕНЫ!!! Пятнадцать с лишним лет. Каким-то образом ему удавалось ускользать вновь и вновь. Лишь благодаря слухам о чудесном Джусе – сыне Божьем, и его запаху я теперь стою здесь, на улицах Иерусалима.
Мимо меня проплывают люди в различных одеяниях, от порванного тряпья, до вышитых золотом плащей.
– Ох уж эти классовые различия, страдания бедных, роскошь богатых, – усмехаюсь я, идя вслед за толпой. Обычно лишь казни, пытки или театральные представления собирают столько зрителей, и я очень, очень надеюсь, что это первый вариант из списка. – Да, подобному рвению к зрелищам вы обязаны демонам.
И вот мы выходим на центральную площадь. Все тот же песок под ногами, смеси запахов из каждого переулка, и, возвышающееся над всем этим, деревянное лобное место.
– Ух, видимо, я угадал, – потираю ладошки, готовясь увидеть реки крови. Но вместо этого я вижу трех преступников, которых выводят на помост, а вслед за ними идет Прокуратор вместе со своей стражей.
Пожилой мужчина с золотым венком в волосах развернул длинный свиток, начиная зачитывать текст.
«За преступления совершенные против Иерусалима. За преступления совершенные против народа. За преступления против Рима, против Цезаря. Вы приговариваетесь к распятию на кресте»
Скучно, нудно, неинтересно. Распятие, серьезно? Давно можно было придумать нечто более изощренное, подобные пытки не в моде уже как пару тысяч лет. Ну да ладно.
«Но. Согласно нашим древним и несгибаемым законам и традициям один из вас будет помилован»
Я уже перестал слушать, мои глаза зацепились за искорёженное, избитое лицо и все те же грязные волосы.
– Проклятье… – рычу себе под нос, наблюдая за тем, как помилованного везунчика отводят в сторону, а остальных, включая мою цель, уводят прочь, на холмы, где уже специально к Пасхе установили кресты.
Я, не торопясь, бреду вслед за толпой, которая медленно расходится. Кто-то теряет интерес, кто-то спешит по делам. Мне не хочется привлекать внимание ни людей, ни падальщиков, которые легко могут увести душу, пускай контракт и останется за мной.
Стоит жара, окружающие обливаются потом, стражники преют в доспехах, но изредка продолжают взмахивать железным кнутом, подгоняя смертников.
Шли мы долго, под крики воронов и грифов, птицы давно наточили свои клювы до остроты, чтобы выклевывать печень и остальные органы с неистовой силой.
Я, не моргая глазом, смотрю, как руки Джуса приковывают огромными, поржавевшими гвоздями к дереву, как он корчится от боли, когда его ноги отрываются от земли, а худощавое тело остается висеть на кресте, истекаемое кровью и потом.