999 (сборник)
Шрифт:
— Она одна из немногих, кто был со мной честен,— ответила Мэри Маргарет.— Так что отвали, Кармилла, на хрен.
Они остались позади, и разговор стал не слышен.
— Что за ужасные создания! — сказала Бернадетта, выглядывая из окна комнаты Кэрол. Она все никак не могла забыть происшествие.— Почти моего возраста и такие ужасные выражения!
Комната Кэрол в монастыре была оштукатуренной коробкой десять на десять футов с потрескавшимися стенами и отстающей на потолке краской. Здесь было одно окно,
— Наверное, мы должны за них помолиться.
— По-моему, им нужно больше чем молитва. Поверь мне, они плохо кончат.— Бернадетта сняла висевшие у нее на шее слишком большие четки с распятием и собрала их в руку.— Быть может, мы могли предложить им кресты для защиты?
Кэрол не смогла подавить улыбку.
— Очень гуманная идея, Берн, но не думаю, что они ищут защиты.
— Да, конечно.— Бернадетта тоже улыбнулась, но скорбно.— Нет, не ищут.
— Но мы будем за них молиться,— сказала Кэрол.
Бернадетта села на стул, просидела не больше секунды, встала снова, заходила по тесной комнате. Казалось, она не может сидеть спокойно. Она вышла в холл и почти тут же вернулась, потирая руки, будто умывая их.
— Все так тихо,— сказала она.— Так пусто.
— Очень на это надеюсь,— ответила Кэрол.— Сейчас только нам двоим полагается быть здесь.
Маленький монастырь был наполовину пуст, даже когда все его насельницы были на месте. А теперь на следующую неделю школа Св. Антония закрылась на каникулы, почти все монахи ни отправились по домам провести пасхальную неделю с братьями, сестрами, родителями. Даже до тех, кто мог бы в прошлые годы остаться вблизи монастыря, дошли слухи, что сюда движется нежить, и они разбежались на юг и на запад. Единственным среди живых родственников Кэрол был брат в Калифорнии, и он ее не пригласил; и даже если бы пригласил, она не могла бы себе позволить слетать туда и обратно в Джерси просто на Пасху. Бернадетта несколько месяцев уже не имела известий от семьи из Ирландии.
Так что они вдвоем и были оставлены удерживать форт.
Кэрол не боялась. Она знала, что в монастыре Св. Антония опасность им не грозит. Монастырь входил в комплекс, состоящий из самой церкви, дома священника, зданий младшей и старшей школы и приземистого старого двухэтажного жилого здания, где сейчас был монастырь. Им с Бернадеттой достались комнаты на втором этаже, а на первом жили монахини постарше.
Всерьез не боялась, хотя ей бы хотелось, чтобы в комплексе остался еще кто-нибудь, кроме нее, Бернадетты и отца Палмери.
— Не понимаю я отца Палмери,— сказала Бернадетта.— Запереться в церкви и не дать прихожанам приложиться к кресту в Страстную пятницу. Где это слыхано, спрашиваю я? Просто не понимаю.
Кэрол думала, что понимает. Она подозревала, что отец Альберто Палмери боится. Этим утром он запер свой дом, забаррикадировал
Прости ее Господь, но, по мнению сестры Кэрол, отец Палмери был просто трус.
— Как мне хотелось бы, чтобы он отпер церковь, хотя бы ненадолго. Мне необходимо там побыть, Кэрол. Просто нужно.
Кэрол знала, что чувствует Берн. Кто это сказал, что религия — опиум для народа? Маркс? Кто бы он ни был, он не был совсем уж не прав. Для Кэрол сидение в прохладе и покое под готическими сводами церкви Св. Антония, молитва, сосредоточение и ощущение присутствия Господа было как ежедневная доза привычного наркотика. Доза, которой они с Берн сегодня были лишены. Муки абстиненции у Берн были сильнее, чем у Кэрол.
Младшая монахиня остановилась, проходя возле окна, и показала вниз на улицу.
— А это кто еще может быть, во имя Господа?
Кэрол встала и шагнула к окну. По улице ехала кавалькада блестящих новых автомобилей дорогих марок — «мерседес-бенц», «БМВ», «ягуары», «линкольны», «кадиллаки» — все с номерами штата Нью-Йорк, все выезжали со стороны парка.
Вид сверкающих в сумерках машин вызвал у Кэрол судорогу в животе. На волчьих лицах, видневшихся в окнах, застыло выражение животной злобы, и выруливали они свои роскошные машины... будто вся дорога принадлежала им.
Проехал «кадиллак» с опущенным верхом, и в нем четверо угрюмых мужчин. Водитель в ковбойской шляпе, двое сзади сидят поверх спинки сиденья и пьют пиво. Когда Кэрол увидела, что один из них поднял глаза в их сторону, она отдернула Берн за рукав.
— Назад! Не давай им себя увидеть!
— Почему? Кто они?
— Не знаю точно, но я слыхала о шайках людей, которые делают для вампиров грязную работу в дневное время. Они продали души за обещание бессмертия и... и за другие вещи.
— Кэрол, ты шутишь!
Кэрол покачала головой:
— Хотела бы я, чтобы это было шуткой.
— О боже мой, а сейчас уже солнце зашло.— Она обратила к Кэрол перепуганные голубые глаза.— Ты думаешь, нам надо...
— Запереться? Непременно. Я знаю, что святой отец говорил насчет того, что вампиров не бывает, но он, быть может, переменил мнение и просто не может довести его до нас.
— Да, наверное, ты права. Запри здесь, а я проверю внизу, в холле.— Она спешно вышла, и Кэрол еще только услышала: — Как мне жаль, что отец Палмери закрылся в церкви. Мне бы так хотелось там немножко помолиться...
Сестра Кэрол снова выглянула в окно. Шикарные машины уже уехали, но за ними рокотала колонна грузовиков — больших, восемнадцатиколесных грузовиков, грохочущих по центральной полосе. Зачем они здесь? Что везут? Что они доставили в город?
Вдруг залаяла собака, потом еще одна, и еще, и еще, будто все псы в городе решили подать голос.
Подавляя беспокойство, нараставшее внутри как морской прилив, сестра Кэрол сосредоточилась на простейшей работе — закрыть и запереть окно и опустить шторы.