А дальше только океан
Шрифт:
Иногда торпеды все же отыскивали, и авторами «бульканья» не обязательно признавались моряки. Тогда Бучинский не мешкая садился за междугородный телефон, слал заводам телеграммы, и его стараниями недоделки исправлялись довольно скоро: к концу опытных стрельб промышленность уже выпускала улучшенные агрегаты.
В конце концов, образец прочно входил в арсенал корабельного оружия, но, как всегда, в неудачах узнавались люди. Федотов держался спокойно, охотно соглашался с разумными доводами моряков и вообще безболезненно принимал критику в адрес своего детища. Бучинский страстно защищал конструкторов
Бучинский, сверившись со списком, назвал число приехавших коллег. Оно оказалось немалым. Всех надо было устроить с жильем, питанием, создать хотя бы мало-мальские условия на рабочих местах, но возможностей Павлова это не превышало.
— Для всех членов комиссии мы можем прямо здесь обеспечить теплые, светлые комнаты, — начал было Павлов, но Бучинский прервал его с улыбкой на своем круглом лице.
— Премного благодарны за заботу, от комнат для наших людей не отказываемся, но мы с Петром Мефодьевичем предпочитаем гостиницу.
— Я вам не забронировал…
— Виктор Федорович! — воскликнул Бучинский, показывая все тридцать два зуба. — Или вы забыли?!
Павлов не забыл ни Бучинского, ни его способностей устраиваться в переполненных гостиницах. Требовалось только одно: администратором должна быть женщина. Борис Михайлович покупал цветок — не цветы, а именно цветок — поприглядней, непременно на длинном стебле; если купить негде, обходился ближайшей клумбой; если не было клумбы, годилась и липовая ветка, иногда с листочками, иногда только с почками. Изобразив улыбку, из-за которой его путали с киноактером, он протискивал в администраторское окошко голову вслед за цветком; что он там говорил, какие знал магические слова — оставалось тайной, ходили даже слухи, что пользовался гипнотическим действом, но через минуту-другую выныривал, сжимая в руке бланки анкет, какие заполняют при поселении в гостиницах. А по другую сторону окошка администраторша растроганно прижимала к груди цветок или ветку.
— Разве забудешь! — усмехнулся Павлов. — Будем считать, что вопрос с размещением комиссии утрясен. Спрошу вас, Петр Мефодьевич, о главном: работа над новой торпедой уже закончена или предстоит ее доводка в наших условиях?
— Не беспокойтесь, — ответил Федотов, с пониманием взглянув на Павлова поверх очков. — Госиспытания торпеда уже выдержала, никакой доводки не будет. Надо лишь научить вас обращаться с нею, пострелять вдоволь и на том распрощаться…
— К сведению, — дополнил Бучинский, — торпеда воплотила в себе самые последние достижения, и обращаться с нею нужно, я бы сказал, деликатно. — У Бучинского в слове «торпеда» слышалось густое украинское «э». — Конечно, везде нам здесь нужна идеальная чистота, свежие халаты, горячая вода — почти как у хирургов!
— Уяснил и это, — улыбнулся Павлов, подумав, что они уже давно привыкли к таким строгостям. — А зачеты по торпеде нам предстоят?
Федотов с Бучинским переглянулись, должно быть, вспомнили, как на Балтике они попервости многим павловским
— Вы-то сами проводили?.. — поинтересовался Бучинский и на утвердительный кивок Павлова добавил: — Тогда проверим только на практике.
Приемная командующего флотом.
Стульев много, но никто не садится. Похаживая, шуршат дорожкой, скрипят паркетом, говорят полушепотом, иные нервически позевывают. Худощавый капитан второго ранга из надводников второй раз у высоченного зеркала, с сомнением водит по шершавым щекам, морщится, словно щетина растет у него на глазах: охота ли нарваться на замечание командующего.
В отсутствующих взглядах напряженная мысль — еще и еще раз продумывают, как докладывать, что просить, как будет покороче, пояснее, по-военному.
Панкратов внешне спокоен, привык, должно быть; Павлов перекатывается с пяток на носки, разглядывает потолок; Жилин тянет за галстук — видно, воротничок тесен — и перекладывает ядовито-желтую папку из руки в руку; Бучинский учтиво улыбается, намекает, что с командующим он на короткой ноге; Федотов с некоторым удивлением поглядывает на публику, видимо, хочет понять, отчего это военные волнуются?
Благоговейное затишье нарушают разве что вольные разговорчики адъютанта. Все ходят, а он сидит, жалуется остановившемуся около него капитану первого ранга, как трудно нынче служить и что вообще последние годы не чета прошлому десятилетию.
Павлов слушал адъютантские разглагольствования, про себя думал, что такие разговорчики совсем не вредны, скорее, полезны — они снимают здесь лишнюю нервозность, настраивают на живой лад, хорошо подготавливают к трудной беседе.
«Бим-бом, бим-бом…» — часы музыкально отбили десятку. Из кабинета с довольным видом вышел пожилой контр-адмирал, говорили, из приезжей комиссии; адъютант высоко приподнял локоть, глянул на свои часы величиной с будильник, видно не очень-то доверял напольным, и пригласил войти.
Сразу за дверью серые, светлые, с колючими зрачками, строгие глаза командующего по очереди вцеплялись во входивших, какую-то секунду изучали, секунду приветствовали, секунду напутствовали: «Сосредоточься, отбрось мелкоту, здесь толкуют только о важном!»
Короткий, чуть заметный кивок в ответ на представление, сухое рукопожатие, и вот уже все за длинным-предлинным столом. За стулом адмирала — во всю стену — карта. Темно-синие, синие, голубые и совсем светлые воды, обрамленные горными полукружьями, разливались вширь до бесконечности, и казалось, что за стулом и впрямь сам Мировой океан.
— Итак, новая торпеда… — едва слышно, будто размышляя вслух, заговорил командующий. Так говорят очень большие начальники, знающие наперед: как бы тихо они ни говорили — их должны слышать. Его цепкий взгляд выхватил Бучинского и Федотова. — Что-то много лодок вы требуете!
— Товарищ командующий!.. — Бучинский резко поднялся и застыл в стойке, коей позавидовал бы любой строевик. — Программа опробована — вы не первые. Это минимум кораблей для полного внедрения торпеды. Поэтому желательно по программе…