А может, это просто мираж… Моя исповедь
Шрифт:
– Бабушка, а где моя сумка? Там же подарки для мамы.
Бабушка уже гораздо позже мне сказала, что ее это очень резануло и было даже чуточку обидно, ведь я всегда называла мамой ее. Но она все правильно понимала…
Через неделю бабушка с дедушкой уехали обратно в Будапешт, но по-прежнему заботились обо мне, отправляя чемоданами сладости и новые наряды. Откроешь чемодан, а там шоколадные зайцы, конфеты, орехи, плитки шоколада, жевательные резинки и много всего вкусного. В Советском Союзе все это было дефицитом. Люди даже в глаза этого не видели. Я выносила сладости во двор и делилась с другими детьми, за что сразу же получила титул «царица двора». Я же добрая душа и все раздавала направо и налево. Так было всегда. Моя любимая тетя Наташа с мужем много ездила по разным странам и привозила вещи из-за границы. Она сказала, что в моем возрасте девочки должны чем-то увлекаться – например, собирать коллекцию каких-нибудь интересных вещей.
Но вернемся к моему возвращению из Венгрии. Мы жили на квартире моего нового папы возле метро «Молодежная». Мама ждала ребенка. У нее был очень большой живот, как воздушный шар. И вот настал тот день, когда мамочку увезли в больницу рожать. Мы приехали забирать ее с новорожденным из роддома. И первое, что я спросила у нее при встрече: «Ну что, живот-то лопнул?» Все расхохотались!
Когда я уже подросла, бабушка рассказала мне забавную историю про мою маму, когда та была еще девчушкой, и ее сестру Наташу. Они росли вместе, две сестры, две подруги. Когда тетя Наташа вышла замуж и у нее стал расти животик, моей маме было 15 лет, но она была настолько наивная, что ей казалось: рост живота может быть заразным. И вот пьет Наташа воду или чай и говорит моей маме:
– Допьешь?
– Нет, нет, не буду.
– Попробуй у меня кашу.
– Нет, я не буду пробовать у тебя.
– Почему? Раньше из одной бутылки пили, из одной тарелки ели, а тут ни в какую!
– Да я боюсь, а вдруг у меня тоже вырастет такой же живот.
Эта история вызвала у меня умиление, и я написала стихотворение, в котором были такие строки:
У мамочки в животикеЖивет мой младший брат.А может, это девочка,Нам люди говорят.Ну как же это может быть,Зачем он там живет?Испортил мамочке он жизнь,Забравшись к ней в живот.Однажды я пришла из сада,А мамы дома нет,«За братиком ей ехать надо», —Услышала в ответ.Я ночью долго не спалаИ все переживала,Как мамочка из животаБратишку доставала.Но вот прошло три с лишним дня,Должна вернуться мама,Собралась вся наша родня,И я ужасно рада.И папа тоже очень рад,Купил цветов охапку,Собрался, будто на парад,Еще купил кроватку.И вот в кроватке небольшойЛежит, глазами хлопаетХороший, маленький такойБратишка недотепанный.Я это все понять не в силах:Ну как же все произошлоИ чем там мамочка кормилаИз сиси брата моего?Ну, лишь одно я знаю точно:Когда немножко подрасту,Куплю себе такой животикИ во дворе всем покажу.Я очень любила младшего братика, хоть он и стал занимать все мамино внимание. При этом я оставалась такой же озорной и непоседливой. В ту пору были очень популярны детские эластичные колготки всех цветов радуги. Они были недорогие, и мама покупала мне разные, чтобы они подходили под то или иное платье или юбочку. Я решила проверить их на прочность, надела зеленые колготки, оттянула на коленке и отрезала кусок. Эластичные стрелки, как лучи солнца, мгновенно поползли во все стороны. Я не останавливалась, рядом делала еще и еще дырку. Когда в комнату вошла мама, я отрезала очередной кусочек и с восхищением, глядя на нее, произнесла: «Смотри, мамочка, как же они красиво ползут в разные стороны, как лучики!» Мама пришла в ужас.
Моего братишку звали Павлик, и я смеялась и дразнила его: «Павлуха – два уха». Он был пухленький, лопоухий, белобрысый, но самый красивый. Вот только ноги у него были колесом. Они не выпрямлялись у него очень долго, и меня это всегда смешило. Мама с папой Володей делали
Отчим был красивый и добрый, но любил закладывать за воротник и дико ревновал маму. В угол меня стали ставить гораздо чаще. Я могла стоять там часами. Мне даже горшок рядом оставляли. Я в него запускала резиновые игрушки, потому что мне было скучно. Тогда я думала, что своих детей никогда не буду наказывать и ставить в угол. Собственно, я их и не ставила, а, наверное, зря… Когда родители приходили, я вскакивала и вставала носом в угол, вроде как я все время там стою. А так я не уходила далеко из этого угла, сидела рядом, играла, рисовала. Пару раз на обоях нарисовала – мне за это влетело. Угол – это было мое коронное место. Временами я чувствовала себя чужой в семье, мне казалось, что братика все любят, а меня – нет. Так и жили.
Вскоре у деда закончилась командировка, и они с бабушкой вернулись в Москву. Мы всем семейством приехали к ним в гости в Рублево. Был большой праздник, все были счастливы!
– Мы приехали насовсем. Как ты тут, доченька?
– Бабуля, мне без тебя было так плохо, я скучала, – произнесла я и расплакалась. Она меня приголубила, и я, успокоившись, пошла играть во двор. Когда я вернулась, бабушка встретила меня со словами:
– Хочешь – живи с нами. Мы же столько лет жили вместе!
Мама не стала возражать.
Я переехала жить к ним в поселок городского типа Рублево. Мы жили в огромной коммуналке на четыре семьи. Через какое-то время мама разошлась со своим мужем, не выдержав его трудного характера. И она снова вернулась жить в Рублево.
Жизнь в Рублеве
Сколько чудесных дней, месяцев и лет я провела в этом прекрасном поселке! Можно сказать, что это была одна большая деревня, где все знали друг друга: кто с кем сошелся или разошелся. Если свадьба, то собирались по сто человек в кафе, а все дети поселка стояли на улице, смотрели в окна и кричали: «Горько!» Если кто-то умирал, то хоронить шли всем миром, бросая под ноги еловые ветки. Играл духовой оркестр, друзья несли гроб, а родственники шли сзади, обливаясь слезами, за ними шел почти весь поселок, все сопереживали друг другу. Затем были поминки, но нас, детей, уже не пускали туда, и мы бежали за гаражи играть в прятки.
Оставшись в одиночестве, маме пришлось отвоевывать свое место под солнцем и судиться за жилплощадь. А я продолжала жить с бабушкой и дедушкой всё в той же коммунальной квартире на улице Советской в пятнадцати минутах ходьбы друг от друга. У нас был свой сад и большой огород, где росло буквально все. Вокруг домов росли яблони, вишни а также слива, крыжовник, малина. Бабуля любила сажать розы, пионы, тюльпаны. Больше всего я ненавидела полоть сорняки у клубники. Каждое утро мне давали таз, чтобы я шла собирать ягоду. Две – в таз, три – в рот. Потом с бидоном на груди я залезала по лестнице на самый верх раскидистых вишневых деревьев и подолгу сидела там, поедая вишню, поклеванную воробьями, так как там она была самая крупная и сладкая. Наше большое окно выходило прямо в этот вишневый сад. Бабушка из комнаты увидит меня и кричит:
– Хватит есть, собирай вишню.
– Да я собираю, это просто плохие, они клеваные.
– Ну, если клеваные, то ешь.
С другой стороны дома у нас был сад, где росли сливы, смородина, малина. Там же стоял сарайчик, в котором у деда хранились грабли, лопаты. Был погреб, где стояли банки с соленьями и вареньями, бочки с огурцами. Бабушка с дедом заготавливали на зиму запасы для всей семьи. Помню, как мы заворачивали в газету каждый зеленый помидор и клали в диван, туда, где обычно держат постельное белье, а у нас там хранились помидорчики и потихоньку дозревали. На Новый год у нас на столе всегда были спелые помидоры.
Бабушка рассказывала – когда моя мама была девчонкой, у них были свои поросята и корова. Мама даже на свинье каталась, настолько большие они вырастали, и было очень жалко, когда подходило время резать скотину. Все плакали, потому что привыкали к животным, и есть их уже не могли: мясо и сало продавали. Со временем от живности отказались, и остались только сады и большущий огород, на котором скучать никому не приходилось…
В общем, все у нас было свое, и в дополнение к этому дед каждую пятницу приносил с работы «заказ», который ему полагался как сотруднику Госплана СССР. Там всегда была баночка красной икры, соленая или копченая рыбка, кусок свежего мяса, палка копченой колбасы или кусок буженины. И если для многих советских людей это было пределом мечтаний, то меня ничего из вышеперечисленных деликатесов не волновало. Меня не могли заставить съесть ничего из этого набора, у меня совсем не было аппетита. Я была жутко худая – кожа да кости. Чего только в меня не пихали, включая гадкий рыбий жир! Родителей очень заботило мое здоровье, и они всегда старались меня накормить. Мне же было хорошо и так – я с утра до вечера носилась по улице: прятки, салки, мяч, бадминтон, скакалки!