А потом я попала в историю Золушки

Джуд Ана

– Это последний спектакль для нашей особенной зрительницы. Позволь мне как представителю труппы немного за тобой поухаживать.

– Ну ладно, – залилась румянцем Рина. – Но только один раз.

– Договорились.

Закончив разговор, Рина плюхнулась на диван и, обняв подушку, зарылась в неё пылающим лицом.

«Последний спектакль… И что будет дальше? – с тоской подумала она, но тут же одёрнула себя: – Что будет, то будет. Надо наслаждаться тем, что есть сейчас».

А сейчас её ждал финальный акт сказки. Встав с дивана, Рина пошла выбирать наряд для последнего «театрального» дня.

–

Она придёт? – спросил у Ирвина Джордж, который вместе с остальными актёрами сидел за столиком позади него и с интересом слушал разговор.

– Да, – ответил Ирвин.

– Слушай, – нахмурившись, начала темноволосая девушка, – тебе не кажется, что на этот раз ты перегибаешь палку? Ей всего шестнадцать.

– Оставь его, Люси, – махнул рукой сидевший рядом с ней Майлз. – Ты же знаешь, что если Ирвин нашёл себе новую «музу», он будет одержим ею, пока не пройдёт творческий подъём.

– А когда пройдёт, что он с ней будет делать?

– В этот раз, возможно, и не пройдёт, – прикрыв глаза и приложив руку к груди, сказал Ирвин. – В этот раз, возможно, всё серьёзно.

– Возможно? – скептически хмыкнула Люси.

– Она отличается от прошлых девушек, – ответил ей Ирвин. – Рина Блейкс – дикая кошка, которая выцарапала мои глаза и пронзила своими коготками моё сердце. Я ослеп от любви и попал в капкан, который сам расставил. Мне уже не выбраться, поэтому, пожалуйста, помогите мне сегодня вечером.

– Поможем, куда ж мы денемся, – засмеялась Софи.

– Спасибо, – улыбнулся Ирвин и, посмотрев на хмурую Люси, сказал: – И помни, Люсиль, сколько бы муз у меня не было, ты навсегда останешься моей богиней. – Ирвин поцеловал руку Люси и, благодарно улыбнувшись остальным, покинул комнату.

– Да что ж он за человек такой? – усмехнулась Софи, когда за Ирвином закрылась дверь.

– Гений, – пожал плечами Джордж.

– Угу. – Люси с едва уловимой тоской во взгляде посмотрела Ирвину вслед. – Ирвин Стайн – гений. А ещё он лицедей, которому не стоит доверять. Хотя он, возможно, и сам верит в то, что говорит, все его слова не стоят и выеденного яйца. У этого человека нет настоящего лица, только тысяча масок. Он – актёр до мозга костей.

– Тогда, может, нам предупредить Рину? – забеспокоилась Софи.

– А смысл? Перед его обаянием не могут устоять даже те, кто всё это отлично понимает.

Остальные актёры с сочувствием посмотрели на Люси: все знали, что и ей в своё время довелось побыть «музой» Ирвина.

***

В вестибюле театра было темно. Рина очень удивилась, так как её пропустили внутрь, не сказав ни слова. Настороженно вслушиваясь в эхо собственных шагов, Рина прошла в холл. Там тоже было темно, но неожиданно двое мужчин во фраках распахнули высокую дверь, за которой был коридор, ведущий в партер, и Рина увидела, что весь он уставлен высокими канделябрами, в которых горели свечи. Словно завороженная, она подошла ближе и, изумлённо озираясь по сторонам, ступила на ковёр. Едва она сделала несколько шагов, где-то заиграла лёгкая классическая музыка, дополняя атмосферу удивительной фантасмагории, в которую она попала.

Когда Рина прошла коридор, двери

в партер распахнулись перед ней, будто бы сами собой, и она оказалось в зале. В нём тоже было темно, но когда Рина дошла до первого ряда и уселась на своё обычное место, в центр сцены упал луч одинокого софита, явив перед единственной зрительницей мужчину в старомодном сюртуке, склонившегося в лёгком поклоне. На его глазах была театральная маска, но длинные каштановые волосы и так хорошо знакомое Рине очертание губ не позволяли перепутать его ни с кем другим.

– Добро пожаловать, дорогая зрительница, – галантно сказал Ирвин. – Сегодня наш последний спектакль в этом сезоне. Ваш покорный слуга почтёт за честь сыграть его для вас.

Под пристальным взглядом обомлевшей от изумления Рины Ирвин в одиночку отыграл несколько сцен из «Ромео и Джульетты» и других шекспировских пьес, а в завершение своего представления щёлкнул пальцами, и сверху на Рину посыпались лепестки алых роз. Рина удивлённо моргнула и подставила руки под этот чудесный дождь.

Ирвин тем временем спустился в зал и, подойдя к ней, встал на одно колено. Смиренно опустив голову, он нежным, пробирающим до мурашек голосом прочитал стихотворение Роберта Бёрнса:

В полях, под снегом и дождем,

Мой милый друг,

Мой бедный друг,

Тебя укрыл бы я плащом

От зимних вьюг,

От зимних вьюг.

А если мука суждена

Тебе судьбой,

Тебе судьбой,

Готов я скорбь твою до дна

Делить с тобой,

Делить с тобой.

Пускай сойду я в мрачный дол,

Где ночь кругом,

Где тьма кругом, –

Во тьме я солнце бы нашел

С тобой вдвоем,

С тобой вдвоем.

И если б дали мне в удел

Весь шар земной,

Весь шар земной,

С каким бы счастьем я владел

Тобой одной,

Тобой одной.*

Дочитав стихотворение, Ирвин серьёзно посмотрел на Рину и сказал:

– Это не просто стихи. Это – голос моего сердца. Рина Блейкс, с того дня, как мы столкнулись в коридоре, я не могу думать ни о чём, кроме тебя. Ты околдовала меня и лишила покоя. Я влюбился в тебя, как мальчишка. Пожалуйста, будь моей девушкой.