…А родись счастливой
Шрифт:
— Принесите наше… Давайте, я подержу. Вот так…
Жёлтый бинт закрывает лоб, щёку, подбородок. Много…
— Спасибо. Я так и знала… — И опять огонь жжёт рот, подбородок, лоб. Лучше не пробовать улыбаться…
— Любовь Андреевна, так это всё-таки был мальчишка? — Наклонилось к ней лицо мужчины с тонкими усиками.
— Мальчишка.
— Вот этот?
Фотография чуть расплывается в глазах. Надо бы прищуриться, но огонь жжёт всю левую сторону лица.
— Кажется…
— Он или кажется?
— Он… Кажется…
— На сегодня
…Закрыв дверь палаты, пожилой завотделением ожогового центра, протирает платком очки, близорукими глазами смотрит на Шалого, слегка опустив голову, охватывает боковым зрением и остальных. Надо объясняться. Взрослые, вроде, люди, а будут сейчас задавать детские вопросы: «Доктор, это опасно?», «Сильно будет обезображено лицо?» А что им ответить? Рубить правду-матку? Нельзя надрывать людям нервы. Обнадёживать? Глупо в таком состоянии… Честно-то говоря, ожог обширный, местами высокой степени, но ведь бывало и хуже, тем не менее, люди выкарабкивались непредвиденно быстро. Здесь же, видимо, другая организация нервной системы. И понятно: была красавица, а что останется? Пересадки ещё никого не украсили…
— Ну, что я вам скажу? Конечно, рано мы допустили вас к больной… С другой стороны, увидеть близких… В общем, пересадка тканей прошла успешно. А дальше — будем надеяться… Извините, я должен… А вам можно будет приходить, только когда переведём в общую палату, — сказал доктор следователю. — Я и так нарушил всяческие правила, извините.
— А мне когда можно, доктор? — спросил Шалый.
— Тоже. Это касается всех.
— Скажите, а лицо у неё сильно пострадало? Она же у нас на экране…
— К счастью, нет. Но последствия налицо.
Доктор вздел крупные очки на нос, слегка поклонился окружившим его посетителям и пошёл навстречу торопящейся к нему по коридору медсестре.
Шалый положил руку на плечо следователю, приглашая того отойти чуть в сторону, спросил:
— А что пацан? Вы его допросили? Кто его так снарядил?
— Пацан нам известен. Вокзальный попрошайка, воришка. Балуется клеем. Пока валяет дурочку: крыс хотел разогнать, шприц нашёл во дворе ветиринарки, кислоту — там же. Кто послал поливать людей, молчит.
— Ну что, вы спросить не умеете?
— Малолетка. Ему одиннадцати ещё нет. На нём не разбежишься — прокурор голову отвернёт…
— Мне кажется, это дело рук Васи Рыжика. Он «советовал» признать первой красавицей Агату из «Жемчужины», а жюри не прислушалось к совету.
— Спросим. Но Вася — тот ещё! Ему бы уже не одна «вышка» светила, а он на Мерседесах ездит. Если
— Ладно, работайте. И держите в курсе. — Шалый отпустил следователя, подхватил под руку Кольчугину, как-то даже похудевшую со вчерашнего вечера.
— Ну, чего мать? Хорошо мы прославили город!.. У тебя уже есть отклики?
— Пока только с ленты. Экран вечером будем смотреть. Мне-то, что теперь делать? Такая дыра в сетке будет… И чем её затыкать каждую неделю? Люба, конечно, не скоро оклемается, да и как теперь будет смотреться…
— Да это-то хрен с ним! Ребёнка бы не потеряла!
— У каждого у нас свой ребёнок, Ефим Борисович! Хотя девку до слёз жалко…
— Жалко…
К вечеру шум в эфире действительно поднялся, но не очень большой. Центральные каналы отметились краткими сюжетами с конкурса, где Люба, объявлявшая итоги, была ещё во всей красе, потом — совсем уж коротко — показали летящую с головы первой красавицы корону и сутолоку в коридоре вокруг ведущей, пострадавшей непонятно от чего. На «Волне» трещали все телефоны. Поднимая их, редакторы и корреспонденты тут же бросали трубки не в силах отвечать на вопросы звонивших.
Шалому позвонил Усков, спросил, чем может помочь, потом долго плакала в трубку «маман», бессвязно грозясь немедленно приехать и забрать «мою девочку» от людей, которые не умеют ценить и беречь доставшееся им чудо.
Радио «Свобода» напрямую связало пострадавшую на конкурсе красоты Любовь Сокольникову с представителем президента России Ефимом Шалым, имеющим, между прочим, законную жену и дочь. И откуда только у этих проныр такие подробности, что пострадавшая красавица ждёт от молодого политика ребёнка…
А ночью позвонил и «Сам». Без дальних вопросов спросил:
— Разгулялся? Трезвонят там! Что делать будем? Тебя забирать оттуда или красавицу, от греха подальше? Давай мы её у тебя заберём, а ты сиди пока, работай и не больно там блуди, понимаешь…
— Спасибо! А куда заберёте? — решился Шалый на вопрос.
— А что, у нас забрать некуда? Подлечим не хуже, чем там у тебя. А ты поставь на уши этих, кто мышей у тебя не ловит. Я тоже дам распоряжение министру.
— Спасибо. Будет сделано…
— Вот, давай!
Утром позвонил главврач ожогового центра:
— Извините, Ефим Борисович. Любовь Андреевну у нас забирают…
— Кто ещё там?
— Бригада. Приехал реанимобиль из ЦКБ.
— И что? Будут трясти её до Москвы? Не отдавайте пока! Сейчас подъеду.
— У них самолёт в аэропорту. Это специальная бригада. Они не могут ждать… Только если вы очень быстро…
— Скажите, я приказываю ждать! — гаркнул Немец в трубку и бросил её.
Он стал наскоро одеваться, не враз попадая в штанины и в рукава, чертыхаясь, что ранний звонок заставляет его одеваться ещё неумытым и не сделавшим утренней разминки.