А с Алёшкой мы друзья
Шрифт:
Растерялись мы все трое, но Вера пришла в себя первая.
— А, это вы! — усмехнувшись, наконец, сказала она.
— Мы! — вызывающе ответил Алёша.
— Мне бы давно догадаться, что вы здесь, — сказала Вера, прилаживая к букету только что сорванный цветок, — то разбойник объявился, то аккордеон в лагере исчез. Выпустили, значит, вас?
— Выпустили, — с тем же вызовом, за которым, наверно, он хотел скрыть смущение, ответил Алёша.
— Ну и зря. А ну, отойди! — сказала она мне. — Отойди, тебе говорят!
Я сделал
— Эх, дать бы тебе! — сказал я, подаваясь вперёд.
— Попробуй дай…
Можете быть уверены, я живо разделался бы с нею, если бы не Алёша.
— Вера, — спросил он, — можно тебя об одной дружеской услуге попросить?
— Если без кулаков, то можно. А с кулаками я… — Она сделала шаг ко мне, и уж не знаю почему, но я отступил. — Эх вы, братья-разбойники!
Она опять сорвала цветок, а потом посмотрела Алёше прямо в глаза:
— Ну?
— Ты, понимаешь, не говори никому, что видела нас.
— Это ещё почему? А может, вы хулиганить приехали сюда?
— Мы?! Чудак человек! Да пойми же, наконец, никакие мы не хулиганы. Просто такое стечение обстоятельств.
— Судьба! — упрямо сказал я, но Алёша махнул на меня рукой. — Лагерь узнает весь. Смеяться над нами начнут.
— Вот как! Значит, вы не сами по себе, а в лагере здесь?
— Ну да. Подумают ещё, что из милиции сбежали мы с ним.
— А может, вы и вправду сбежали?
— Да что ты уговариваешь её! — рванулся я вперёд. — Я вот сейчас как дам ей!
Но Алёша опять удержал меня.
— Вера, ты не слушай его. Ты со мной говори.
— А не тебя ли я спасти хотела вчера?
Алёша промолчал.
— Ясно. Плаваешь ты хорошо. Только братьям Рыжковым ты бы объяснил, зачем это тебе сеть понадобилось срезать, а то благодарность получили, а за что — не могут понять… И записок своих дурацких писать мне больше не смей.
— Ладно, — потупившись, сказал Алёша, — не буду. Только, Вера, и я тебя по-дружески прошу: не говори ты никому, что с нами в Москве произошло.
— Хорошо, не скажу, — сразу согласилась Вера и, собирая цветы, медленно пошла по поляне.
Нас она уже не замечала. Можно было подумать, что мы испарились. Победа была одержана с такой лёгкостью, что это обеспокоило нас.
— Толя, может, компас ей подарить? — спросил Алёша.
— всё равно разболтает: девчонка! Я тебе говорю, дать бы ей раза!
— Ты перед ней кулаками махать брось. А то она сама тебе как даст, так отлетишь до той сосны…
И вдруг в голову мне пришла фантастическая мысль.
— Алёша! Слушай! Она ведь нас чуть ли не настоящими разбойниками считает!
— Как же, видела она их.
— И хорошо, что не видела. Пусть считает. Значит, мы и должны поступить так, как поступили бы разбойники на нашем месте. Надо напугать её, чтобы у неё от страха язык к гортани присох. Не понимаешь?
Алёша смотрел на меня с удивлением, а я на его глазах превратился в одного из тех разбойников, что носились вчера по сцене. На мне не было бархатных штанов — я был в трусах, но для солидности я влез в валенки, и они, как ботфорты, закрывали мои ноги выше колен. Я надел парик, подпоясался тряпкой и воткнул за неё суковатую палку. Потом я прищурил один глаз и, с трудом переставляя ноги в валенках, догнал Веру.
— Слушай ты, змея, шипящая во прахе! Ящерица, пригретая на нашей благородной груди! — басом сказал я.
Вера, моргая, посмотрела на меня и перевела взгляд на Алёшу, стоящего поодаль.
— Да, мы разбойники! И мы говорим тебе: если когда-нибудь ты раскроешь рот, чтобы поведать людям о чёрных делах наших, помни, что мы… помни, что мы… что я…
Я никак не мог придумать, что мы сделаем с нею, если она выдаст нашу тайну. Тогда я принялся цитировать великого Шиллера, который пришёлся здесь очень кстати.
— Мы распорем тебе клыками брюхо так, что у тебя кишки повывалятся! Ты, король плутов! Великий Могол всех мошенников на свете! О, злодеяния, вопиющие к возмездию и взывающие к трубе архангела, которая возвестит конец мира!!
Я отдышался, посмотрел на Веру и решил, что с неё хватит. Она, должно быть, была такого же мнения. Она постучала пальцем по моему лбу, потом по стволу дерева, повернулась и пошла.
— Видал? — сказал я Алёше. — Делает вид, что не испугалась, а у самой от страха язык к гортани присох: ни одного слова сказать не могла.
Алёша посмотрел на меня и, тоже, ни слова не сказав, повернулся и пошёл в сторону деревни. Я снял валенки и, очень довольный собой, пошёл за ним.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Раньше я думал, что все знаменитые люди живут в Москве. Но получается совсем наоборот. В Москве знаменитых людей я вижу редко: когда они приходят к нам на сбор дружины или в Дом пионеров. А в деревне они встречаются на каждом шагу. Обыкновенный директор леспромхоза оказался Героем Советского Союза. А в это утро я встретил сразу двух героев Социалистического Труда. Один был председателем колхоза «Рассвет». Он был женщиной и звали его Марфа Семёновна. У Героя Труда была коса, уложенная вокруг головы, певучий голос и весёлые, всегда прищуренные глаза. Она была толстая, но совсем не пожилая. Марфа Семёновна мне очень понравилась, хотя она и спросила, как мы учимся в школе. Я думаю, ей просто было некогда, а то бы она придумала вопрос поинтересней. Мы объяснили, что до обеда поработаем взамен Пеночкина, и Марфа Семёновна послала нас в сад в бригаду Белобородко.