… а, так вот и текём тут себе, да …
Шрифт:
Они покинули сцену, а зал начал потихоньку заполняться. Собралось до сотни слушателей привольно рассевшихся там и сям на мягких креслах.
И начался концерт.
Номера объявляла высокая толстая девушка в чёрном, иногда она ещё и пела.
Я поглощал номер за номером и хотел лишь одного – пусть они не кончаются.
Какой диксиленд на виброфоне! А бас-гитарист!
Один раз он остался наедине с девушкой и своей бас-гитарой и они, оставшись втроём, сделали блюз на пустой сцене. О!
Еврейчик
Играл? Вся Африка не сумеет выдать такого на барабанах.
Я простил ему лысину и тупую болтовню перед концертом, потому что он превратился в совершенно другого человека. Он забыл, что оно ему не надо и творил такие ритмы!..
– Браво!!
По-видимому, в ЦТСА параллельно концерту проводилось ещё какое-то мероприятие, потому что к барьеру раздевалки толпились с номерками ещё и офицеры, которых в зале не было.
Девушка-гардеробщица принесла на стойку две одежды сразу: генеральскую шинель с красной шёлковой подкладкой и каракулевым воротником – (так этот опёнок справа от меня, оказывается, генерал?) – и демисезонную шинелку от Алёши Очерета.
Она положила и вздохнула над ними.
( … а что поделаешь?
Обычная дилемма жизни: или гусар – кровь с молоком, но без гроша в кармане, или замухрышка-генерал с обеспеченным доходом.
У каждого имеется рычаг для ублаготворения вздыхающих дам, вот только рычаги для разных сфер …)
Московские водители профессиональнее киевских.
Во всяком случае тот, что подобрал меня после концерта, оценив мой вид и безбагажность догадался отвезти в такую гостиницу, где не требуют брони.
Гостиница «Полярная» уходила вверх от тротуара и где-то там терялась в тёмной высоте.
Из регистратуры меня направили лифтом на невообразимо высокий этаж – аж где-то между двенадцатым и шестнадцатым.
Номер оказался очень похожим на комнату отдыха на украинских вокзалах; был бы паспорт при себе да рубль за койку. Просто здесь побольше наставлено коек – штук двадцать и на них уже валялись постояльцы в спортивных костюмах.
В этот момент желудок мне напомнил, что гоняясь за культурной жизнью я как-то забыл пообедать, и что жрать охота – дальше некуда.
Я спросил где тут столовая или буфет и спортивные мужики, с каким-то даже злорадством, пояснили, что всё такое подобное тут закрывают в семь.
Жрать хотелось всё сильнее, да ещё примешивалось желание осадить этих, довольных своим знанием, соседей по номеру, поэтому я разделся до пиджака и поехал на лифте вниз.
Там я вышел на низенькое широкое крыльцо, где рядом с гостиничным входом находилась ещё и высоченная дверь в ресторан. Заперта, конечно, но внутри виднелся свет и мельтешение.
Я начал колотить в коричневое обрамление дверных стёкол. С той стороны показался мужик в фуражке и жёлтых полосках на пиджаке.
При виде меня, стоящего
Он отпер дверь и я устремился в зал.
Ресторан занимал немалую площадь; в нём разместилось гулеванье сразу двух свадеб и ещё оставались свободные столики.
Ждать пришлось долго, но наконец ко мне подошёл официант и я объяснил, что хочу просто поужинать без излишеств.
Чтоб скоротать время, пока он принесёт мой спартанский заказ, я понаблюдал танец молодых из ближайшей ко мне свадьбы.
Под конец танца дебелая невеста в белом платье раздражённо заехала локтем в грудь тщедушному жениху и вернулась за стол.
Схватившись за галстук, он заулыбался жалкой улыбкой, где не хватало нескольких зубов.
Фундамент брачных отношений закладывался ещё на свадьбе.
Бедняга! Угораздило же тебя…
То есть – совет, да любовь!
По счёту за ужин мне не хватило одного рубля. Вернее рубль у меня ещё оставался, но его я берёг на завтрашние расходы. Официанту я без подробностей объяснил про нехватку, пообещал, что непременно верну и спросил его имя.
Он назвался и не стал настаивать на рубле.
В номер я поднялся сытым и довольным, а на расспросы постояльцев рассеянно пояснил, что ресторан внизу ещё работает.
Bечером следующего я приехал в Конотоп дня и гордо повёз подарок На Семь Ветров. Семья Наташи уже жила там в девятиэтажке построенной ПМК-7.
Поездка лифтом на четвёртый этаж показалась провинциально короткой, но дверь мне не открыли.
Гена иногда уезжал на сессии своего заочного техникума на Донбассе, а Наташа могла выйти к какой-то из соседок.
В виде помощи молодой семье я писал для Гены все работы по философии и истории.
С паршивого шурина хоть шерсти клок.
По пути на Декабристов 13 я завернул в переулки улицы Пирогова, где жили Генины родители.
Папа его уже спал, а Наталья Савельевна сидела в гостиной с Андреем – её внуком и моим племянником.
Я хотел оставить коробку и уйти, но она попросила собрать игрушку – всё равно Андрюша ещё не спит.
Когда поезд, чуть жужжа, начал бегать кругами по полу гостиной, мы с Андреем сравнялись по возрасту.
Восстановление переводов, утраченных в хмельном столбняке в электричке, заняло около года.
Оттого, что они свежи ещё были в памяти, не получилось растянуть удовольствие.
Поставив заключительную точку в последнем переводе, я повёз четырёхтомник Моэма в Нежин, вернуть Ноне.