… а, так вот и текём тут себе, да …
Шрифт:
Как синее море тонет в либидо моём…
Блин! Три залёта в Ромны и два развода не оставляют и одного шанса из тысячи на серьёзные отношения.
Вот и держишь себя в смирительной рубашке.
А вот вьюгу не зануздаешь.
Хорошо хоть не в морду, а в спину; подгоняет меня к Вокзалу в предутренних сумерках. Плотные потоки снега в шквалах ветра обращают сумерки обратно в темень.
По
А вот назад уж лучше не оглядываться – снег мигом облепит лицо.
Да и смотреть там не на что: было – прошло.
Только зачем я вижу её обнажённое тело в этой белой пене пурги?
И она не одна – слепляется с кем-то. Не со мной…
Я отворачиваю лицо назад – под оплеухи снега, чтобы очнуться и не видеть.
Включаю в мозгу взрыды органа из подвала Дома Органной музыки, они обрывисты и не точны, но отвлекают…
Наверное, я точно извращенец – даже от любовной сцены между моей женой и неизвестно кем, впадаю в эрекцию среди этой снежной бури.
Жена? У тебя нет жены!
Ну, ладно, не жена – любовь всей жизни.
Заткнись, придурок!..
Я отчаянно мотаю головой и со стоном пошатываюсь на ходу.
Твёрдый скользящий удар сзади по левому плечу призывает к порядку. Электричка из Нежина пробирается сквозь пургу к Вокзалу.
Электрички всегда правы – у них нет отклонений.
Вон и фонари завиднелись над четвёртой платформой, а на площади будет автобус-«чаечка».
Всё нормально, я такой же как все.
Весенним поздним вечером на привокзальной площади кому-то поплохело. Может, сердчишко подкачало, или ещё что, но рухнул мужчина на асфальт.
Однако, «скорая» – молодец; подкатила, когда ещё не утихли женские «ахи!» в небольшой сгрудившейся толпе.
Идя к Вокзалу через парк Лунатика, начало я пропустил, увидел только заключительный акт – отъезжающую скорую и рассасывающуюся группу людей.
Однако, от пьедестала памятника Ленина ещё доходили отголоски эха «ахов!», так что сложить остальные два плюс два труда не составляло.
С площади, по аллее от входа в парк навстречу мне задумчиво шагала одна из свидетельниц происшествия.
Когда мы поравнялись, она вдруг повторила «ах!», но уже потише; всплеснула руками, как в Лебедином озере, и повалилась на меня.
Что оставалось делать? Естественно, подхватил. Подмышки.
И джентельменски отволок на лавку из зелёных брусьев в невысокой стене подстриженных кустов.
Она сидела молча, свесив голову, и я галантно помалкивал рядом – в густой тени дерева, заслонившего свет фонаря из аллеи.
Я сидел рядом и молча, в уме, зачитывал себе на тему бесполезности каких-либо затей при моём непроглядным прошлом, тем более в городе, где все друг
Когда взаимное молчание стало чересчур навязчивым, она положила мне руку на плечо, сказала слабым голосом «спасибо» и ушла.
Я тоскливо смотрел вслед светлому пятну её длинного плаща, удаляющегося по аллее, и думал:
«Идиот! Обнял бы девушку за талию и пусть сама решает: положить тебе голову на плечо, или сказать «не наглей!» и потом уже уйти.
Так нет! Всё за двоих решил! Вот и остался на бобах с твоим долбанным потоком сознания, с либидо и ночами долгими, как у принцессы на горошине.»
– Так ты, родной, был с Катькой в парке?
– О чём ты, Натаня?
– Ладно тебе. Катька из нашей бухгалтерии сама рассказывала – ей в Лунатике плохо стало и она упала на тебя.
– Она меня с кем-то путает.
– Врёшь!
– Везёт же ж некоторым! Катьки на них в парках падают…
После получки я сошёл с нашей «чаечки» возле автовокзала и завернул в почтовое отделение – разослать по тридцатке алиментов. Потом я снова пересёк Клубную и пошёл вдоль парка Лунатика в сторону Вокзала.
– Эй! Ты ж из «Орфеев», нет? Огольцов?
…молодой мужик моего возраста, рядом с ним женщина, жена наверное, тоже идут к вокзалу…
– Да.
– Я тебя знаю! Ты учился в Нежине, а я знал твою жену Ольгу.
…нет, никогда не видел, а мою жену знал не ты один…
Он поозирался вокруг, будто выискивал на тротуаре булыгу, чтобы огреть меня по темени, потом ткнул пальцем в сторону своей спутницы, которая упорно смотрела в сторону.
– Во! Прикинь – идём и всю дорогу долбает меня во все дырки!
…чего ж не понять – знал во все дырки… вот же ж допотопщина, тут бродишь весь в страданиях насчёт флейты Иры, а он всё ещё про Ольгу никак не уймётся…
– Ладно. Передавай привет моей жене Ольге.
– Ну, ты… д-дурогон!
Предоставив их друг другу, я сворачиваю с Клубной в парк, на дорожку ведущую в ДК им. Луначарского, но огибаю его справа и, за спиной белого памятника Ленина, иду по диагонали к боковому выходу из парка, потом мимо одиннадцатой школы, на конечную третьего трамвая на Переезде.
Возле Базара в трамвай вошли Чепа и Владя.
– Привет!– говорю я.– Как дела?
Чепа настороженно кивает и они тоже говорят:
– Привет!
Трамвай, громыхая, везёт нас к тринадцатой школе. У меня вырвался негромкий смешок.
– О чём ты смеёшься, Сергей?– с небывалой корректностью спрашивает Чепа.
Это ж надо! Первый раз в жизни он назвал меня по имени, а не школьной, или лабуховской кличкой. Да ещё с такой напыщенной серьёзностью, будто лорд-спикер, обращаясь к пэру из оппозиционной фракции.