… а, так вот и текём тут себе, да …
Шрифт:
Проклятье, Санчо! Я ведь с открытым забралом…
– Художник я, – горестно поведал он, подняв голову, – а сюда на два месяца.
И снова кивок-клювок.
На два месяца из нарко-два для излечения от алкогольных склонностей.
Эx, Санчо, Санчо!.. Любой сопьётся, коли не с кем про Софокла перемолвиться! И бисер есть, да метать не перед кем…
Нет, надо уходить…
…туда, за горизонт, к далёкому, как детство, лукоморью, где стоит заветный дуб с дуплом, чтобы шептать
План безупречен, но как насчёт деталей? Например, куда?
Ну, во первых, туда, где тепло – хватит с меня обморожений, а во-вторых, где есть море и горы.
Крым не подходит – горы низковаты, к тому же он занят Ольгой.
Следуя карте, палец наползает на Баку. Вот и ладненько.
Получив причитающийся мне отпуск в строительном цеху «Мотордетали», я написал заявление на увольнение.
Но прежде чему уехать, оставалось ещё одно дельце.
Обещание данное мною трём незнакомцам в ресторане – наведаться в город Львов.
Чем ближе ко Львову, тем медленнее шёл поезд по склонам Карпатских гор с высокими тёмными елями-смереками, но всё-таки под вечер довёз до места назначения.
В ячейке камеры хранения я оставил свой портфель, где, кроме гигиенических необходимостей, притаилась также серая полузимняя кепка, чтобы налегке пройтись по городу в своей неизменной шляпе.
Львов красивый город, в нём немало памятников старинной архитектуры и улиц мощёных булыжником.
Недаром именно здесь снималась 4-серийная советская экранизация «Трёх мушкетёров»; просто нужно стараться, чтобы трамвайные рельсы не попадали в кадр.
Во Львове я не воспользовался никаким видом транспорта, а пошёл пешком.
Куда?
К Оперному театру. Моё обещание исполнено, во Львов я наведался, но отнюдь не собирался бегать по улицам с вопросом: «а вы, случайно, не бывали проездом в Конотопе два года назад, после того как откинулись с зоны?»
Я ж не полудурок.
Я шёл культурно и приятно провести время, потому что поезд на Киев отправляется ровно в полночь.
Оперный театр во Львове – просто загляденье, дворец; молодцы построившие его поляки; но насчёт приятности, то фиг я угадал.
Там шла опера местного современного классического композитора о крестьянских волнениях XVI-го века. Творение в стиле «поедят!»
Но назвался груздем – полезай в кузов, и я отсидел от звонка до звонка.
К полуночи я вернулся на вокзал, открыл ячейку камеры хранения, а затем расстегнул портфель.
Шляпу я положил внутрь ячейки, а на голову плотно насадил серую кепку из портфеля.
Затем я его закрыл и вынул из ячейки, и нежно прикрыл её
Иди и думай чт'o подумать…
Вернувшись в Конотоп я начал делать прощальные визиты – к брату Саше на Сосновскую, к сестре Наташе На Семь Ветров; вот только на Декабристов 13 не пошёл.
Всё-таки я полудурок.
Наташа на прощанье сделал мне богатый подарок – новое зимнее пальто серого сукна с каракулевым воротником. По-видимому, на Гену размер не подошёл, а мне оказалось впору.
Ещё я сходил в ЗАГС, чтобы мне в паспорте поставили штамп о разводе с Ирой, но меня послали в нежинский ЗАГС, по месту заключения брака.
Нежинский ЗАГС потребовал справку из конотопского народного суда, где расторгался наш брак.
– Послушайте,– сказал я,– у вас уже записано, что она со мной в разводе. Поставьте мне штамп на этом основании и дело с концом.
– Такой записи нет. Она к нам не обращалась.
Вот так они меня оглаушили.
Пришлось ехать в Конотоп, брать справку в суде и везти обратно.
Мотаясь электричками туда-сюда, я думал: опояшет ли экватор километраж наезженный мною в поездах?
Ещё я думал: почему Ира столько лет не ставит в своём паспорте штамп о разводе?
Наверное, чтобы добавить остроты ощущений в своих отношениях с другими. Типа, по-прежнему наставляет рога своему мужу-геологу, пока он в отъезде.
А потом я вдруг понял почему мне всегда так нравилась сцена последнего расставания Д‘Aртаньяна с Рошфором в романе «Двадцать лет спустя».
– Иди, старый дьявол,– с грустной улыбкой произнёс Д‘Aртаньян,
глядя вслед удалявшемуся Рошфору. – Иди. Всё равно, нет уж больше Констанции…
Я понял, что Констанция – это Ира и я. Только не по отдельности, а вместе.
Констанция – это мы, когда ещё мучили друг друга своею любовью.
Потом я поехал в Сумы. Сводил Леночку в кино на «Фанфана-Тюльпана», только в этой роли был уже Ален Делон.
В парке мы покормили лебедей, бросали им с моста кусочки пирожка с капустой, потом и сами сходили в ресторан. Для неё там всё было в диковинку.
Она проводила меня на вокзал и расплакалась на прощанье.
Красивая, на мать похожа, только волосы как у меня.
На следующий день я пошёл на улицу Гоголя 25 и отдал Саше Плаксину свой чёрный дембельский дипломат заряженный словарями и ещё парой книг.