А там ещё другая даль
Шрифт:
— Женя! Женя… Надеюсь, ты все же меня слышишь.
Голос профессора прозвучат так отчетливо и громко, что я непроизвольно завертела головой, ожидая увидеть его где-то рядом. Но, увы, следующие слова развеяли надежду.
— Женечка, ты только не волнуйся. Мы пока не понимаем, что происходит, но непременно что-нибудь придумаем. Ты, главное, помни — что бы с тобой не происходило, все это лишь в воображении. А сама ты лежишь на кушетке у меня на даче. Таисия Степановна все время рядом. Доктор тоже. Он говорит, что все показатели в норме. Только энцефалограмма
Профессор помолчал немного, потом вздохнул и продолжил.
— Женечка, я надеюсь, ты меня слышишь. Все будет хорошо. Мы вытащим тебя оттуда. Держись, милая, и ничего не бойся. Все будет хорошо.
Голос постепенно затухал, словно Михал Иваныч продолжал говорить, стоя на подножке отъезжающего автомобиля. А потом и вовсе пропал, в сопровождении характерного щелчка, отключившегося микрофона.
Интересно, это профессор сам выключился, или его выключило то, что держало в игровом мире теперь уже два сознания.
«Успокоил, называется... Да, теперь мне совсем хорошо стало. Ничего не бойся, значит? Расслабься и получай удовольствие? А тело, значит, в целости и сохранности на даче. Чтоб вас там всех…»
Пожелания семь казней Египетских на голову профессора, его супруги и доктора, из-за которого все случилось та и остались не высказанными. Ибо им там, в реальном мире, явно ничего не грозило, а вот здесь обо мне, похоже, снова вспомнили. И явно не для того, чтобы произвести приятное впечатление и извиниться.
Священник и бургомистр какое-то время смотрели на меня, потом толстяк неопределенно хмыкнул и похлопал себя по бедрам.
— Снимите ее, — приказал негромко, и пара слуг немедля полезла на камин. — Не знаю как вы, господин аббат, но снизу вверх я только на короля привык смотреть, а не в… — махнул неопределенно рукой, но закончил, — девице между ног заглядывать. Какие у вас на ее счет планы?
— Это же ваша добыча, — пожал плечами худощавый. — Хотите казните, хотите себе оставьте. Церковь в мирские дела не вмешивается. А что?
— Девка больно ладная… — признался толстяк.
Меня к тому времени уже спустили вниз. Избыток алкоголя придал бургомистру смелости, и он, первый раз за все время выдержал мой негодующий взгляд. Потом спросил:
— Жить хочешь, сладенькая? От него так разило вином и потом, словно толстяк не мылся с дня собственного рождения, а перед тем как подойти ко мне, опрокинул на себя кувшин. Точнее — в себя. Первым порывом было отрицательно помотать головой, но слова профессора еще были свежи в памяти и не позволили поддаться эмоциям. Если спасение теперь только в моих руках и никакой помощи извне не будет, то и умирать торопиться не стоит. Тем более, что отказ оскорбит толстяка, и не сложно представить, как он на него отреагирует. Вон святоша как ехидно лыбится. Явно ждет, что я подставлюсь и попаду к нему на десерт. А вот хрен тебе с маслом. Если я в игре, так давайте играть. И… кивнула.
— Вот и умница… Ты сделала правильный выбор и не пожалеешь… Если сама все не испортишь.
Вот теперь
А вот бургомистру моя покладистость понравилась. Погладил легонько по бедру, потом не отрывая потной ладони, скользнул по животу к груди. При чем, проделывал все это не отрывая взгляда от моих глаз. Пришлось зажмуриться, чтобы не испепелить урода полыхающей в них ненавистью. Зато, от нахлынувших чувств, я очень кстати покраснела. Чем бургомистр остался очень доволен… Скотина.
— Что ж, договорились, — потрепал по щеке, словно собачонку. — Тебя отведут в мою спальню. Искупайся, ну и все такое… Сама знаешь… Но, помни! — похлопывание сменилось мощной пощечиной, аж в голове загудело. — Малейшее неповиновение и ты… тебя… — не сразу смог сообразить, чем еще можно запугать приговоренную к казни. — Я отдам тебя стражникам. И через недельку их внимания, сама в петлю полезешь. Если раньше не сдохнешь? Поняла?!
Для весомости он с силой ущипнул меня за сосок. Спасибо, весьма кстати. Больно же… Вот слезы и потекли.
— Все, все… — толстяк тут же сменил гнев на милость. — Вижу, сладенькая, ты понимаешь вся правильно и глупостей не натворишь.
— Постойте, ваша светлость, — наконец-то ожил аббат, которому такая сделка совершенно не пришлась по вкусу.
Что ж я тебе такого сделала? Или это ненависть одного корня с той, что у толстухи-торговки? Но та хоть ревнует, а тебе чего надо?
— А как же завтрашняя казнь? Хотите отменить? Народу не понравится ваша мягкотелость. Тем более, с перепою.
— Зачем отменять… — ухмыльнулся бургомистр. — Надежды граждан нельзя обманывать по таким пустякам. Иначе они не поверят потом в большую ложь. Стараниями господина префекта, тюрьма нашего города никогда не пустует. Найдем что-нибудь подходящее. Обрядим в длинную рубаху… Никто и не заметит подмены. У тебя, куколка… — толстяк расплылся в самодовольной ухмылке, — будет уникальная возможность наблюдать за собственной казнью и при этом заниматься… — сделал характерный скабрезный жест. — Не правда ли, пикантная ситуация? Га-га-га…
Да уж, с чувством юмора у него явно проблемы. Извращенец… Куда меня запихнули? Урод на уроде… Интересно, кто писал эту игрушку? Любитель БДСМ или просто озабоченный малолетний гений? Выберусь, найду и надеру задницу… Нет, лучше уши. А то, может, ему еще и в кайф будет.
Мое исчезновение с пьедестала, как и уход с торжества победившей администрации, остался незамеченным. Могли и не укутывать в плащ. Это я, для сравнения. На самом деле очень даже вовремя, а то так недолго и простуду подхватить. А город гулял… Вот когда надо было восстание поднимать. Бери власть голыми руками, никто и не почешется. Поторопился господин Корнелиус. Надеюсь, он успел скрыться. И сына спрятать…