А я люблю женатого
Шрифт:
– Большое сердце. Доброе. Великое сердце! – подобострастно залепетал хозяин кафе.
Главный усадил Гришу и Нину возле себя, обнял. Достал две визитки.
– Дети, приходите завтра по этому адресу, и у вас больше не будет проблем. Мои дорогие, мне ничего от вас не надо! Я просто хочу помочь, потому что девушка так похожа на мою маму!
– За маму! – заревели бандиты и стали чокаться.
Нина пнула ногой под столом Гришу:
– Теперь у нас все будет!
Пустая большая квартира в новостройке.
– Даже не знаю, что сказать. Я напуган, взволнован. В конце концов я убит! Только начал все строить – свою жизнь, карьеру, наконец эту квартиру. Для нас, для нас с тобой! И вдруг такое. Ну это так… так некстати!
Ира обернулась:
– Как ты сказал, Кирилл? Некстати? Ты хоть понимаешь, о чем говоришь?
– Я-то понимаю. Извини, Ирина, употребил не то слово. Но дело не в словах, а в ответственности, которая должна быть подкреплена поступками. Любить – это значит нести ответственность за кого-то. А все эти охи-вздохи… Сама понимаешь, уже не маленькая. А когда чувствуешь ответственность, Ирочка, становишься разумным. Я даже не побоюсь этого слова – расчетливым. Но эта расчетливость не холодная. Эта расчетливость гуманная. Вот именно – гуманная!
Ира села на подоконник.
– Оборвать жизнь – это гуманно?
– Но ведь его еще нет? Ведь он или она еще не родился! А мы? То есть я и ты – взрослые люди. И мы должны осознавать меру ответственности за этот шаг. Ты посмотри – ремонт еще не начат. У меня куча проблем на фирме. На меня сейчас давят вот так! И в этот момент… сюрприз! Ты, видишь ли, беременна! Милая моя, дорогая, хорошая, я тоже люблю детей. Но я ненавижу внезапность. И не поощряю быстрых решений!
Кирилл сел рядом с Ирой.
– Я любил тебя и люблю. Мы знакомы не один день. И казалось бы, должны понимать друг друга с полуслова.
Ира решительно спрыгнула с подоконника, ее теперь тяготила его близость.
– Ты прав. Именно «казалось бы». Но ведь этого понимания нет. Его и не было. Кто-то из великих сказал: «Иллюзии свои мы оплакиваем порой так же горько, как покойников». Это чистая правда. Терять иллюзии тяжело. Но необходимо. Я все поняла. Я ухожу.
Кирилл растерялся:
– Ира, неужели из-за этого? Все наши годы знакомства…
– И пустых обещаний, – перебила она. – Да нет, не только из-за этого. Я вообще хочу уйти.
– В такой момент! – закричал он. – Завтра придет дизайнер, надо решать вопрос с перепланировкой. В конце концов этим кто-то должен заниматься! Я постоянно занят, у меня куча проблем, а тебе на это наплевать!
Ира обернулась в дверях:
– Честно? Да, наплевать! На дизайнера, на эту квартиру, на ремонт. И… прости, даже на все то, что нас когда-то связывало. Не удерживай меня, это бесполезно.
Она шла по городу, украшенному елками и новогодними гирляндами. Но на душе было скверно. Она не любит
Но как быть, если она ждет ребенка от Кирилла?
Сидя за кухонным столом, Терещенко опять писал письмо маме, проговривая его вслух:
– Мама дорогая, одна ты у меня, за шо тебе огромное человеческое спасибо – ты родила меня, дурака. Пить я бросил, поняв, что через это все мои несчастья. Меня посещает добрая девушка. И мы поженимся. И вместе приедем к тебе. Только ты, мама, раньше не помри…
Ясное дело, он врал. Не было никакой девушки и рядом стояла бутылка водки, к которой Терещенко старался не прикасаться. По крайней мере, пока писал маме это письмо…
В кухню зашел Гриша.
– О, Гриня! Гармошка-то сгодилась? – обрадовался Серега.
– Сгодилась, – грустно ответил Гриша. – Нина теперь в гору пойдет, ей толстый обещал.
– А то ж плохо разве? В Наклонном зале Дома Союзов петь будет. А то в самом Кремле!
– В Колонном зале, Серега! Она про меня напрочь теперь забудет, хоть и не шибко помнила.
– Гриня, да разве ж тебя можно забыть? – Терещенко обнял друга. – Сидай, выпьем! Прости, мама!
Он придвинул к себе водку. И отложил письмо до лучших времен.
В подсобке кафе Нина рассказывала любимому (то есть портрету любимого):
– Теперь у нас, точно, все будет! И квартира, и машина! И дети! Этот толстый такой могущественный! Вот увидишь, он поможет мне!
Нина достала из-под вороха тряпок копилку, вытащила из выреза платья деньги – весь сегодняшний гонорар, сунула их в копилку. И на радостях поцеловала портрет.
– Ты слышал? Завтра. Завтра все начнется. Осталось совсем немного. Потерпи. И мы будем жить с тобой как настоящие люди!
Витая лестница красивого подъезда в центре города. По ней поднимаются Гриша и Нина.
– Только ты не вмешивайся, – предупредила она. – Я буду сама говорить. Вообще, я не знаю, зачем ты пошел!
– Пожалуйста, я могу и уйти, – обиделся Гриша.
– Э, брось! Уйти! Хитрый какой! Одну меня оставить? Мало ли что! Ты мужчина – или нет?…Хотя, конечно, видно сразу – люди они очень порядочные. Не обманут. Вот эта квартира. С Богом! Звони!
Гриша с силой нажал на кнопку звонка.
Дверь открыл… милиционер.
– К кому? Документы!
Нина опешила:
– Мы… Мы…
– Мы дверью ошиблись, – соврал Гриша, – нам этажом выше надо!
– Документы есть? Понятыми будете! – заявил милиционер.
– Какими понятыми? – дрожащим голосом спросила Нина.
– Обыкновенными. Хозяев здешних сегодня утром взяли. Вчера у них прощальная гастроль была. А сегодня, как в песне поется, «И всю контору скопом замели». Документы у вас есть?