А я люблю женатого
Шрифт:
– Чё, «Камасутру» читаете? Я б тоже почитал! А спицы зачем? Это чё, для остроты ощущениев?
– Вали отсюда! – крикнула Нина.
Он схватил ее в охапку:
– Ты чего, не поняла, дурочка, я тут живу, понимаешь, моя хата, я снял!
– Леш, уйди… пожалуйста. – Гриша попытался оттолкнуть Лешу от Нины.
Но она сумела за себя постоять. Выхватив спицу из вязания, больно уколола нахала.
– Он здесь такой же хозяин, как и ты! Что, непонятно?!
Леша извернулся и потянулся к Нине.
– Ты,
Гриша не выдержал, хоть и боялся Воронкова, влепил ему страшную пощечину. А потом повалил на пол:
– Не смей с ней так говорить! Не смей!
Он бил его, кричал, Воронков отступил в ужасе и вдруг ударил Гришу.
Они упали на пол, сцепившись, катались по старенькому ковру.
– Серега, убивают! В родных стенах душат! – звал Воронков на помощь Терещенко.
Терещенко вошел в комнату и увидел…
Воронков, связанный по рукам и ногам, лежит на диване, во рту у нег кляп из Нининого вязания.
– Мама дорогая, чего это? – испугался Серега.
– Пусть остынет! – презрительно сказала Нина.
Воронков выплюнул кляп из рта.
– Ты у меня сто сорок раз этот день вспомнишь, щенок. Кровавой слезой умоешься, Гриня! А ты вообще сгниешь, стерва!
Нина повернулась к Грише:
– Пошли отсюда!
…– Съезжать тебе надо, – сказала она, когда оба вышли на улицу, – он так не оставит! Я что-нибудь придумаю, дай пару дней!
– Ты за меня не думай! Тебе самой несладко живется!
– Но ты же мне не чужой! Нас только двое здесь родных людей – ты и я! – Нина обняла Гришу. Он почувствовал ее тепло.
– Как ты сказала? Повтори!
– А вот так и сказала. Как есть! Все, мне пора!
Домой Гриша вернулся ночью, когда Воронков спал. Сидели с Терещенко на кухне.
– Мириться вам надо. Вы с одного города, – советовал Серега. – Он, конечно, человек взрывчатый. Контуженный…
– Я понимаю, – вздохнул Гриша. – А как быть-то? Как быть? Куда мне идти? И что, прощать оскорбления, которыми он Нину покрывает?
– Тоже верно, – согласился Терещенко. – Такой ночью прирежет – и ему через его контузию ничего не будет! Он мне рассказал, что вчера москвича одного отметелил. Говорит, хлопец тот теперь на одни зубы год пахать будет! Ты берегись его, Гриня!
– Серег, давай домой поедем! Я домой хочу!
– Не могу! – замотал головой Терещенко. – Мама там голодает, на меня одна надежда! А тут, Гриня, тут богатства немеряно. И нам достанется, если будем вести себя мудро. Только руку протяни…
– Если раньше ноги не протянешь! – выкрикнул Гриша.
– Да тише ты! А Нина як же? Ты шо, ее тут одну бросишь?
На
ГОЛОС ГРИШИ:
– Все одно не разбогатеем. Мир давно на богатых и бедных поделили. А нас не спросили – в какую хотим команду. Мы – люди маленькие. И если что с нами случится – невелика беда, никому до нас дела нет…
…Вечером он сидел в ларьке. Было уже темно. В окошко постучал какой-то парень.
– Братан, сотню не разменяешь?
– Денег не меняю. Может, что купишь?
– Не, не куплю. Меняй, – нагло улыбнулся тот.
– Да не буду я, – огрызнулся Гриша.
– Точно не будешь?
– Точней не придумаешь!
– Ну лады. Посмотрим!
Парень удалился, но ненадолго. Запертая изнутри на ключ дверь вдруг таинственным образом отворилась… Ее открыли другим ключом.
Гриша вскочил. Перед ним стояли трое. Одного из них он только что видел.
– Не хочешь деньги менять, мы их так возьмем! – оскалился парень.
– Нет! – закричал Гриша. – На помощь!
Но никто на помощь не пришел. Вечер был поздний, на улице – ни души.
Гришу сбили с ног. Двое парней колотили его до тех пор, пока он не потерял сознания. Тот, что просил разменять деньги, открыл кассу и набил карманы купюрами. А потом все трое начали крушить полки. На пол полетели бутылки с пивом, сигареты, пирожные…
Гриша очнулся через пару часов. Одежда была липкой от крови. Губы разбиты в кровь. В ларек ворвался Ахмед, он стал вопить, проклиная Гришу:
– Скотина ты проклятый, сволочь нехороший, что сделал – не понял? Убью, уволю – мало. Посажу! Зачем дверь открывал?
– Они сами! У них был ключ! – пытался объяснить Гриша, но хозяин не слушал его.
– Кто сами? Кому врешь? Зачем врешь?! Ай, подлец. Я тебе верил! Ишак я, ишак! Все вернешь, до рубля! Не вернешь – посажу! Убью! Три дня сроку даю. Три!
Глубокой ночью Гриша постучался в кафе к Нине. Она открыла и ахнула…
Усадив парня за столик и вытирая все еще сочащуюся кровь, спросила:
– Как они могли дверь открыть? У кого ключ был?
– У меня.
– А еще у кого?
– Ну… У Лешки. Он же мой сменщик… Ты думаешь…
– Бог мой! Какой ты тупой! Тупее тебя не бывает! Конечно же, это Воронков! Его месть! Чтоб он провалился, подлец! А ты ему верил, верил! Дурак! Как ты мог ему верить?! Почему ты ему доверял?! Как ты дальше будешь жить? Отвечай!
Гриша опустил голову.
– Не знаю.
– Что Ахмед сказал?
– Сказал, три дня сроку, чтоб все убытки покрыл. Потом убьет. Паспорт мой у него.