А я люблю женатого
Шрифт:
– Вы хотите сказать, что их забрали в тюрьму?… И надолго? – не поверила ушам Нина. – Всех-всех? И большого толстого тоже?
– И большого! И толстого! – улыбнулся веселый милиционер. – Он же главный был, его первым и забрали.
Гриша схватил Нину за руку:
– Мы не можем понятыми, мы торопимся. Нас внизу ждут!
Он потащил ее вниз по лестнице. Потом они бежали, унося ноги подальше от злополучного дома. Наконец Нина остановилась и стала кричать на Гришу:
– Это все ты! Сам говорил, что невезучий.
– Ну говорил!
– Из-за тебя все! Все мои надежды
Гриша молча развернулся и обреченно зашагал, ничего не замечая вокруг.
Она прогнала его. Она не хотела его видеть…
ГОЛОС ГРИШИ:
– Хорошо бы скорее состариться и помереть. Не нужен я ей. По-любому. А кому я нужен? Воронков мне никто. У матери таких, как я, еще трое. Нужен был бы, не отпустила. Никого кроме Нины нет у меня. А ей до меня дела нет. Да и она никому не нужна. У нее ведь тоже никого. Кроме него, почти придуманного. И кроме меня, которого она совсем не любит. Как странно – Нина рядом, чувствуешь ее запах, а дотронуться нельзя. Это самая страшная из всех придуманных пыток. И Москва – это тоже пытка. Ты ее полюбил, а она тебя – нет. Ты со всей душой, а тебе – пошел вон. Много таких. Счастья вокруг полно. Но оно не твое. Живешь тут, вроде как в лотерею играешь. Все покупаешь билетики и все не можешь выиграть. И все надеешься… А выход, выход где?
Гриша шел по широкой московской улице – маленькая песчинка в толпе.
Город торопился, не обращая на Гришу внимания.
Ему не было дела до радостей и бед двух маленьких людей, которые только что поссорились, покинув злополучный дом.
В эти новогодние дни Гена почти не выходил из дому. И твердо решил для себя – Ире он звонить не будет. Он ей не нужен. У нее другой – это ясно.
Он клялся себе и божился, что останется просто ее приятелем. Да, так лучше. Но вечером рука сама потянулась к телефонной трубке, он механически набрал ее номер.
– Да. Говорите же…
Голос был взволнованным, но Гена молчал. И тогда она выпалила в трубку.
– Если это ты, то прошу, раз и навсегда прекрати меня преследовать. Мне больше от тебя ничего не нужно. И можешь не волноваться, от этого ребенка я все равно избавлюсь. Ты это хотел услышать?
Гена повесил трубку. Слова эти явно были адресованы не ему. Кому? Тому парню, что приезжал за ней на машине? Она говорила о ребенке… Он не ослышался?
Гена закурил, впервые за много лет, он ходил в волнении по комнате, а попугай Кеша при этом не переставал кричать свои глупости. И вдруг попугай отчетливо закричал: «Позвони! Позвони!» Надо же – это было что-то новенькое в его лексиконе! А вдруг… Вдруг он прав? И надо еще раз позвонить Ире?
Гена быстро набирал ее номер.
– Да. Я же сказала… – зло начала было Ира.
Молчать было глупо.
– Ира, прости, но это я, Геннадий. Я понимаю, что не вовремя. Мне ужасно хотелось сказать тебе в праздник какие-то хорошие слова. Но я не умею их говорить… Пусть за меня их скажет
Голос Иры потеплел:
– Хочу. И даже очень!
Гена подошел к клетке с попугаем.
– Выручай, Кешка!
Попугай крикнул дежурное: «Покорми Кешу!» – но Ира на том конце провода рассмеялась.
– Ну что, Кеша – умница, правда?
– Правда, – сказала она.
– У тебя очень грустный голос.
Она не стала отрицать:
– Бывают в жизни моменты, когда не до веселья. Прости, вы с Кешей тут ни при чем.
– Ира, ты меня слышишь? Я сейчас подъеду к твоему дому, а ты спустишься вниз буквально на две минуты, – неожиданно для себя решил Гена. – Пожалуйста, прошу тебя. Не говори «нет»! Я хочу сделать тебе сюрприз.
Улица вся шатается, дома переворачиваются и падают на землю. Это потому, что Гриша пьяный. У него в руках недопитая бутылка вина. Он прикладывается к ней и улыбается жалко, глупо:
– Не нужен. Не нужен совсем никому!
Он уронил бутылку, она разбилась, красное вино разлилось по белому снегу. Точно кровь.
Гриша упал, хотел встать, но не смог – небо кружилось перед его глазами. В кружочке скачущего неба вдруг появилось лицо, потом шапка с кокардой.
– Парень! Ты меня слышишь? – спросил милиционер.
– О! Я тебя утром видел! – сказал Гриша.
– Не, не мог ты меня видеть. Я только приехал! Из другого города. К девушке своей приехал! А кому ты не нужен?
– Да ей же! Нине!
Милиционер, тоже пребывавший в подпитии, глубоко вздохнул:
– О, и мою Ниной зовут! И я тоже не нужен! Прогнала! У тебя Нина какая? Высокая блондинка?
– Нет, маленькая брюнетка. Какая разница, если мы расстались! И что теперь делать? Что?
– Страдать молча, как я страдаю! – ответил милиционер, сел рядом с Гришей в сугроб и похлопал сотоварища по плечу: – Иди домой парень, а то тебя менты заберут.
– Ты, что ль? – засмеялся Гриша.
Милиционер покачал головой.
– Не, я не смогу! Другие… Их много. Хочешь, я тебя донесу?
– Не надо! Спасибо! – Гриша пожал другу по несчастью руку.
С трудом встав, они разошлись в разные стороны.
Ира вышла из дверей подъезда, увидела машину Гены. Сердце радостно заколотилось.
Гена шел ей навстречу.
– С Новым годом!
– И тебя! Где ты праздновал?
– Честно? Просидел дома у телевизора.
– Я тоже, – вздохнула она, – правда, со мной были мама и папа.
– Я подумал, – вдруг улыбнулся Гена, – что этот сюрприз может тебя порадовать. Подойди, вот он.
Он открыл машину и… достал клетку с Кешей.
Из клетки доносилось тихое и знакомое: «Покорми…»
– Что это значит? – удивилась Ира.
– Пусть он поживет у тебя. С ним веселее. Он на тебя положительно влияет!
– Ну что ты, Гена! Ведь это же твой попугай.
– Бери. Кеша любит совершать добрые поступки. Быстрее, а то он замерзнет. Он южный. Пусть просто поживет рядом с тобой. Будет просить есть – ты будешь его кормить. А я… я ему буду по-хорошему завидовать.
Ира улыбнулась, принимая из рук Гены клетку.