Абарат: Дни магии, ночи войны
Шрифт:
— Мы готовы? — спросил Шалопуто.
— Нет! — возразил Джон Хват. — Мне эта штука не нравится! — Он начал толкать дверь. — Она всех нас убьет!
— Успокойся, — сказал До-До. — Мы в безопасности.
— Нет, мы не в безопасности! Не в безопасности. Я хочу наружу!
— А я не хочу, — сказал Джон Ворчун.
— И я, — проговорил Джон Филей.
Через две секунды возник оживленный спор: все Джоны одновременно решили высказать свое мнение.
— Слишком поздно, — крикнула Женева, заглушая их гневные голоса. — Мы уже летим.
— Она
— Держитесь! — закричал Шалопуто.
Не успел он договорить, как корабль начал подниматься в воздух.
— Ух ты! — завопил Джон Ворчун.
— Я вас предупреждаю, — сказал Джон Змей. — Меня будет тошнить.
Глиф замер в шести метрах над землей и начал поворачиваться, сперва указав носом на Полдень, затем на Двадцать Пятый Час, а потом на Полночь.
В этот момент Джон Змей открыл дверь, решив выполнить обещанное.
— Осторожнее, сынок, — с капитанской заботой в голосе проговорил Макбоб. — Не спеши.
— Я уже не могу им управлять, — сказал Шалопуто. — Думаю, он чувствует наше нетерпение и хочет скорее отправляться.
— Тогда вперед, — сказал Финнеган и привстал, выглядывая в переднее окно. — Мне вдруг очень захотелось сразиться с Тленом! — Он повернулся к Шалопуто. — Он меня слышит?
Шалопуто не потребовалось отвечать. Глиф слышал. Внезапно вся его структура вспыхнула переливчатыми волнами блеска.
— Поехали! — сказал До-До.
С этими словами глиф развернулся в направлении Ифрита и покинул небеса острова Частного Случая с такой скоростью, что вызвал над местом своего рождения спонтанный ливень. И в этом дожде расчищенная земля начала покрываться пышными маленькими зарослями новых растений и порхающими среди них стайками птиц.
42. Лабиринт на крыше
Несмотря на все удивления и потрясения, пережитые в Абарате, эта встреча на узкой лестнице показалась Кэнди самой странной. Ниже на ступенях стоял Повелитель Полуночи, ужас всех островов. Она слышала о нем такое, будто он — сам дьявол во плоти. Но сейчас она уже не была в этом так уверена. Конечно, он казался уродливым и опасным, однако вызывал в ней жалость. Кэнди не сомневалась, что за этим иссохшим лицом скрывались страдания и печаль.
Он смотрел на нее снизу бесцветными глазами.
— Ты ведь знаешь, что я должен тебя здесь убить? — спросил он. — Моя бабушка считает, что ты несешь Абарату один только вред. Она утверждает, что если тебя не остановить, ты будешь причинять нам и нашим планам… неудобства.
— Ваша бабушка меня даже не видела.
— Думаешь, если бы она тебя увидела, то поменяла бы свою точку зрения?
— Взгляните на меня, — сказала Кэнди. — Я не представляю для вас опасности. И вообще ни для кого. Я просто девочка из Цыптауна, которая потерялась и совершенно случайно оказалась здесь.
— А разве существуют случайности? — спросил он.
— Конечно. Всегда происходит что-нибудь, что… — она собиралась сказать «что не должно происходить», но поняла, что больше в это не верит. Слова исчезли сами собой.
— Закончи мысль.
— Уже
— Если это тебя успокоит, я тоже потерян. Потерян и одинок.
— А ваша бабушка?
— Она для меня — не слишком большое утешение, — с едва заметной улыбкой ответил он. — Впрочем, как и я для нее. Хотя мы — последние в нашем роду, и ты могла бы решить, что нам следует научиться искать утешение, где только возможно… — Он замолчал, и создания в его воротнике замедлили движение, словно отразив его меланхолию. — Однако это не так, — наконец, сказал он. — Я искал того, кто мог бы меня понять. Пусть немного. И все. Только немного понимания. Иногда ночь так темна. А на Горгоссиуме еще и бесконечна.
Была ли печаль в его голосе и в выражении лица притворством, подумала Кэнди. Почему-то ей так не казалось. Человек, стоявший на лестнице, признавался ей в чем-то очень личном. Но почему? Его следующие слова стали ответом на этот невыраженный вопрос.
— Возможно, ты могла бы понять…
— Я?
— Ты говорила, что потерялась. Быть может, у нас больше общего, чем это кажется.
Она хотела ответить, что он сошел с ума, и вряд ли в этом мире или в Иноземье есть тот, с кем у нее меньше общего. Но она придержала язык. Так безопаснее. Вместо этого Кэнди попыталась вернуть разговор к Бабули Ветоши.
— Вы говорили, что ваша бабушка хочет моей смерти.
— Я смогу убедить ее в обратном, — уверенно ответил он. — Я докажу, что нам нечего тебя бояться. Что мы понимаем друг друга.
Было очень странно слышать, что Повелитель Полуночи говорит о ней, а не о себе как о человеке, которого люди могут бояться.
— Ты кажешься растерянной, — сказал Тлен.
— Да… думаю, так и есть, — согласилась Кэнди. — Просто я не понимаю, что ваша бабушка и вы видите во мне. Что бы это ни было… я не такая.
— Нет? — очень тихо сказал он.
Улыбнувшись, он потянулся, чтобы взять ее за руку. Совершенно невинный жест, но что-то странное было в том, как улыбка изменила его лицо, сделав похожим на ухмылявшийся в гнили череп, и Кэнди отвела руку, чтобы он до нее не дотронулся.
Его реакция на отказ была мгновенной и пугающей.
Успокоившиеся в воротнике кошмары вспыхнули ярко, будто молнии, и он стремительно рванулся к ней. На этот раз она была недостаточно быстрой. Его пальцы переплелись с ее, и в момент, когда это произошло, все изменилось.
Кошмары, которые, как ей казалось, она заметила, глядя на исчезающее лицо Пия Маспера (и которые, в чем ей удалось себя убедить, она не видела), окружили ее во всем своем отталкивающем блеске. В момент, когда Тлен сомкнул свои пальцы на ее руке, вокруг Кэнди возникла процессия чудищ, торжествующих, смотрящих, с распахнутыми пастями, словно дьявол выпустил из адских психушек всех тамошних тварей и вывел перед ней танцевать.
— Нет! — закричала она и с большей силой, чем от себя ожидала, отдернула руку.