Шрифт:
Annotation
Авот Соня
Глава 1.
Авот Соня
Аббат
Аббат
Часть 1.
– Если ты решил, что я любитель маленьких девочек - пойдешь на живодерню, - проворчал аббат Фрикко, поудобнее устраиваясь в заскорузлом седле. При этом могучие складки его живота всколыхнулись под прюнелевой рясой, грубо штопанной и пыльной.
Единственный оппонент аббата, осел по имени Пумперникель, или сокращенно Пумпер, потянулся к буйно растущему вдоль лесной дороги репейнику, совершенно возмутительно игнорируя слова хозяина. Впрочем, других кандидатур для полемики все равно не было, и аббат продолжил:
– Сам посуди, ну разве можно ее было там бросить?
– вопрос был важным и не давал покоя.
– Такую маленькую. В лесу. Одну.
Пумпер продолжал сосредоточенно жевать, чуть прядя ушами. Левое было рваным. Не дождавшись ответа, Фрикко напустил на себя благодушно-снисходительный вид и скосил глаза. Та самая маленькая девочка с трогательными косичками тем временем шла сбоку, баюкая замурзанную куклу.
– Маленькие дети должны быть рядом с взрослыми, - продолжал убеждать Пумпера аббат.
– Иначе они становятся непредсказуемыми. Шумят. Бегают. Нет ничего хуже, когда шумят и бегают. Мда... вот у нас в монастыре был маленький мальчик. Тоже шумел. И бегал. Настоятель Калеподий от такого беспокойства совсем не мог спать и постоянно пил вино. Уфффф... хорошее вино было у настоятеля...
Фрикко разулыбался и сглотнул, но тут вспомнил о маленькой девочке.
– Обещаешь вести себя хорошо?
– спросил он, строго сдвигая брови.
Девочка равнодушно кивнула, от чего обе косички весело подпрыгнули. Солнце припекало, старательно освещая каждый дубовый листочек, каждый стебелек полыни и хвоща, путалось в заросшей тонзуре аббата. От этого света и лес меж высокими деревьями, и маленькая хрупкая девочка казались золотисто-прозрачными, почти розовыми. Густо и безмятежно пахло мятой. Пучеглазые стрекозы с треском носились над зарослями крапивы и островками спорыша.
– Тебя как зовут?
– не унимался аббат.
Девочка не ответила.
– Ну что ж, - вздохнул Фрикко и люто почесал отрастающий ёжик на макушке.
– Без имени никак нельзя. Нужно дать тебе имя.
Он засмотрелся на рваное ухо Пумпера, беззвучно шевеля губами. С сердитым жужжанием у самого лица пролетел шмель. Фрикко отмахнулся и сообщил результат:
– Будешь Мими?
Девочка повернула голову и кивнула. Ее восковое лицо искажал рваный шрам, от чего тонкие губы разошлись в оскале, обнажив два ряда острых зубов. Нижней части подбородка и вовсе не было, и позвоночная кость алебастрово белела сквозь зияющую дыру.
– Вот и славненько, - подытожил аббат и направил Пумпера по заглохшей в лопухах и крапиве дороге. У развилки он остановил осла и задумался. Где-то, средь листвы, рассвистелась кукша. "Кууук, куууук", - подхватила вторая. Сухо трещали кузнечики, зудели комары. Пумпер фыркал и шумно вздыхал, глядя на сочное изобилие лесных трав. Поэтому тонкий звон приближающихся колокольчиков
– Чёрт, кто это тут у нас?
– озабоченно буркнул он и хотел повернуть в лес. Однако, как раз в этот момент сила воли Пумпера окончательно дрогнула, и ослиная морда покорно потянулась к кустику особо мясистого чертополоха, не обращая больше никакого внимания ни на хозяина, ни на окружающие звуки.
А из-за поворота, навстречу, вылетел всадник.
Точнее всадница.
От неожиданности взмыленный жеребец под нею всхрапнул, кося налитым кровью глазом, и шумно пронесся мимо, разбрасывая хлопья пены. Всадница даже не попыталась остановить его, наоборот, истово подхлестывая, громко гыкая и понукая, унеслась дальше, лишь цветастые юбки взметнулись, да звон колокольчиков и бус слышен был еще какое-то время.
– Ишь ты, цыганка, - удивился Фрикко и шарпнул поводья, заворачивая Пумпера на боковую дорогу. Торопливо дохрумкивая, тот неодобрительно затряс мордой. Мими бросила куклу и внимательно смотрела вслед цыганке. Ноздри ее при этом раздувались.
– Даже и не думай, - флегматично заметил аббат, ни к кому, правда, не обращаясь. Пумпер моментально перестал жевать, а Мими ощерилась, зашипела, но куклу подобрала и пошла дальше.
– Ох, и дрянной народец, эти цыгане, - ухватился за новую тему Фрикко и ловко прихлопнул мушку-жигалку на ослиной шее, - все поголовно безбожники и воры. Никакого тебе уважения к Святому Писанию. Хотя бабы у них ладные. Да уж... воистину ладные...
Аббат потер руки, но вдруг умолк и быстро скосил глаза на Мими. Убедившись, что ей вроде и не слышно, облегченно крякнул и продолжил уже потише, обращаясь исключительно к Пумперу:
– Так вот... помню, как-то недалеко от нашего монастыря остановились цыгане... аж целый табор... а настоятель Калеподий и говорит...
Но, что сказал по этому поводу настоятель - осталось загадкой, так как прямо у дороги, на ветвистом дубе, висел мертвец. В первый миг аббат не поверил своим глазам: висельник шевелился.
"Живой? Или восстал?", - с этой мыслью аббат торопливо вытащил из-под ворота массивный крест. Пумпер взревел и шарахнулся, было, назад, но Фрикко удержал. На громкое возмущение осла висельник, однако, не отреагировал, и продолжал висеть, как ни в чем не бывало. Аббат, на всякий случай, помедлил, затем чуть объехал по дуге, чтобы солнце не слепило, и пригляделся. Стало ясно, что мертвец давно и категорически мертв, что провисел он здесь достаточно долго, так как воронье успело расклевать ему лицо подчистую, и теперь на солнце оно зеленовато блестело и чуть подрагивало от облепивших его жирных мух. Когда-то богатый камзол теперь был излохмачен в клочья, кожа на раздутых до синевы руках полопалась и копошащиеся там, внутри, мучнистые черви гроздьями вываливались на землю. Крепкий сладковатый запах не давал дышать. Вдобавок из груди мертвеца торчал осиновый кол.
– Чудны дела твои, Господи, - перекрестился Фрикко и поскорее тронул Пумпера дальше, - чего только не встретишь на пути. Что же ты, бедолага, натворил, что тебя пришлось вот так упокоить? Надеюсь, душа твоя обретет покой на том свете...
Мими висельником не заинтересовалась. Уронив куклу, она застыла, жадно нюхая воздух в противоположную сторону. Через мгновение оттуда на дорогу выскочили три всадника. Вид одного из них заставил аббата Фрикко поперхнуться на полуслове.
– Ба! Какая встреча! Не ожидал, честно говоря, совсем не ожидал, - главный из них, тучный тип в чёрной сутане своим испещренным багровыми наростами лицом напоминал мускусную утку.
– Так тебя не сожгли разве на монастырской площади?