Абджед, хевез, хютти... Роман приключений. Том 4
Шрифт:
— Как у вас, Галочка, голова не закружилась, когда вас тащили по этим мостикам?
— По каким мостикам? Никаких мостиков не было. Удрать бы можно, да эти черти, как собаки, бегают. Догонят.
Лейтенант и Щеглов одновременно догадались, что первая партия пленников попала к басмачам другим путем. Теперь стало ясно, каким образом появились у басмачей Джелалов конь и ишак Томми. Дальнейшие расспросы подтвердили это предположение. С первого переката горы, профиль которой казался таким мирным и благополучным, влюбленную парочку протащили сквозь узкое ущелье и по сравнительно удобному пути привели сюда.
Разговор
Начались разговоры о Москве, о России. Поручик варварски скучал в живописной горной местности: его тянуло на родину, но он не знал, как отнесутся к его прежним похождениям. Сергей сообразил, что настало время переманить толмача на сторону пленников. Он принялся доказывать, что Республике Советов нужны культурные люди, что сейчас, когда на счету каждый грамотный человек, поручика примут якобы с распростертыми объятиями, что бояться теперь нечего. Раньше, правда, могли, мол, таскать по разным неприятным учреждениям, но сейчас это прошло. Все спокойно. Москва живет веселой жизнью: театры, кино, опера, кафе.
У поручика разгорелись глаза.
— Эх, кабы попасть туда! В первопрестольную. Черт возьми, как это можно устроить, а?
Щеглов сделал вид, что задумался.
— Как-нибудь, вероятно, можно устроить. Да вот только не знаю, как мы отсюда выберемся. Выбраться бы.
Удочка была заброшена. Поручик поймал крючок.
— Конечно, выберетесь! Что им с вами делать? Они, правда, думали вас как-нибудь за границу переправить, да это теперь очень трудно. Еще поймают.
Острое чувство радости прошло по Сережиным жилам. Вдруг поручик хлопнул себя по лбу.
— Фу, черт меня подери! Я и забыл совсем. Там пилав сгорит. Я, братцы, сегодня такой обед приготовил! Пальчики оближете. И водка будет. Старый дурак хочет, чтобы вы снова присутствовали.
Животы путешественников заурчали, предвкушая сытную пищу.
Через несколько минут все уже сидели на большом паласе вокруг общего блюда. Басмачи с неустанным любопытством поглядывали на Галочку. Пиала со свежей кишмишной водкой переходила из рук в руки. Обед начался.
Голубое бельмо крякнуло от удовольствия, выпив три атаманские пиалы подряд. За пилавом языки развязались. Бельмо более приветливо обернулось в сторону пленников и неподвижно уставилось на Джелала. Старик нагнулся к сидевшему рядом басмачу. Тотчас же Джелал был представлен перед умягченное мусалясом око атамана. Поручик переводил на ухо Борису мусульманский жаргон.
— Ты кто? Вместе с ними?
Джелал утвердительно кивнул головой.
— A-а, так, — атаман пожевал губами, — откуда пришел?
— Из Китаба.
— А родом?
— Кишлак Адас.
Атаман заметно оживился.
— Палван-Бека знаешь? Видел? Хороший басмача?
Юноша подозрительно поглядел на старика.
— Видел Палван-Бека. Знаю. Теперь его нет.
— А где он?
Джелал инстинктивно решил утаить, что месяца четыре тому назад Палван-Бека разменяли кзыл-аскеры.
— Уехал куда-то. Кажется,
— А ты откуда знаешь?
Джелал помолчал, потом решился.
— Я его хорошо знаю. Палван-Бек храбрый человек, правда ведь? — юноша явно подымал акции покойника.
Атаман поднялся во весь свой щуплый рост.
— С Палван-Беком я когда-то поссорился, но правда выше ссоры. Палван-Бек храбрый человек.
От волнения Джелал заговорил фистулой.
— Палван-Бек мой родной дядя.
21
Глава мусульманской церкви.
— Дядя?
— Дядя!
— Дядя?
Атаман радостно загоготал, подскочил к Джелалу и прижал подмышкой его бритую голову. Басмачи буйно зашевелились. Каждый начал расспрашивать о родственниках, о Палван-Беке, о последних успехах великого басмача.
Юноша рассказывал, спокойно улыбаясь: ему казалось, что выход, которого так долго искали товарищи, наконец найден. Атаман стал допытываться, что за люди пленники и не хочет ли Джелал, остаться в разбойничьей шайке. Джелал восторженно поблагодарил и временно отклонил приглашение: пленники — его хорошие друзья; он обязался вывести их из гор живыми и невредимыми. Чтобы замять щекотливую тему, он спросил имя атамана.
— Мое имя Палван-Кара-Мирза. Слыхал? А?
Лицо юноши изобразило благоговение. Он низко поклонился и прижал руку к груди.
— Знаменитый Кара-Мирза! Благодарю Аллаха за милость лицезреть красу мусульманства, опору и оплот корана, величайшего из сынов пророка Палван-Кара-Мирзу! Мой дядя говорил, что ты самый храбрый из всех, кого он знал. Молнии, увидя тебя, теряют блеск, и гром смолкает перед твоими повелениями. Велик Аллах!
Голубое бельмо засмеялось жиденьким смешком. Грубая лесть понравилась Кара-Мирзе.
— Един бог на небе, и Магомет пророк его! Отныне, — он показал рукой на пленников, — ты и твои друзья — наши гости. Принести сюда завоеванные богатства!
Пара дюжих басмачей приволокла ворох шелка, несколько седел, сахар и прочую награбленную дребедень.
— Во имя старой дружбы с Палван-Беком, — величестственно проблеял Кара-Мирза, — выбирай, что хочешь, проси, чего хочешь, — и он нахлобучил на голову Джелала роскошную тюбетейку, шитую золотом и бирюзой.
Джелал поблагодарил атамана за подарок и попросил милости: отпустить его на короткое время с друзьями, чтобы он мог сдержать слово — благополучно вывести их из Таджикистана. Кара-Мирза нахмурился было, но согласился.
— Ладно. Да будет так. Только женщину я заберу и отдам своему верному слуге Мирхон-аке.
Мирхон-ака, кривоплечий и рябой от оспы, с нескрываемым вожделением поглядел на Галину. Джелал побледнел, но не сдался.
— Отец мой и учитель! Знаменитый дуб мусульманства! Эту девушку никак нельзя отдать храбрейшему Мирхон-аке. Она должна быть моей женой. Так я думаю и прошу тебя, и ты обещаешь мне.
К великому неудовольствию Мирхон-аки атаман наклонил голову.
— Будь так! Един Аллах на небе! Слава Аллаху! А тебе, Мирхон-ака, я достану жену. Да уляжется скорбь твоя. Искандер-ака, дай ему три, нет, пять, дай ему десять пиал мусалясу!