Ацтек
Шрифт:
Цьянья отдернула на двери занавеску, впустив сноп света, и я действительно увидел на косяке так и не отмывшееся пятно крови. А точнее, отпечаток окровавленной ладони.
Как ни странно, но после того потрясения я не впал снова в беспамятство, а продолжил поправляться. Память моя восстанавливалась, тело крепло и обретало силу. Бью Рибе и Цьянья по очереди продолжали ухаживать за мной, а я теперь изо всех сил старался не сказать ничего такого, что могло бы быть истолковано как ухаживание. Честно говоря, меня очень удивляло, что сестры посвящали столько времени и сил выхаживанию человека, из-за которого умерла их мать. И уж конечно, теперь
И вот наступил день, когда я почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы пуститься в путь. Лекарь после осмотра объявил, что силы мои полностью восстановились, однако настаивал, чтобы я приучал глаза к полноценному дневному свету постепенно, день за днем совершая все более длительные прогулки. Бью Рибе предположила, что мне будет удобнее перебраться в гостиницу, где как раз освободилась комната. Я согласился, и Цьянья принесла мне одежду их покойного отца. В первый раз за невесть сколько дней я снова прикрыл чресла набедренной повязкой и набросил на плечи накидку. А вот принесенные сандалии оказались малы, и мне пришлось дать Цьянье щепотку золотого порошка, чтобы она сбегала на рынок и купила мне обувь по ноге. И вот наконец я нетвердым шагом, ибо сил у меня было куда меньше, чем казалось, покинул ту достопамятную хижину.
Догадаться, почему этот постоялый двор стал излюбленным местом остановки почтека и прочих странников, было совсем нетрудно: любой нормальный мужчина получал удовольствие от одного лишь общества очаровательных трактирщиц. Однако их гостиница была недурна и сама по себе: просторная, чистая, с хорошей кухней и внимательной, любезной прислугой. Девушки очень старались всячески улучшить свое заведение, однако очень важна была и благожелательная, уютная атмосфера, порожденная не сознательными усилиями, а их веселым, добродушным нравом. Тяжелая, нудная и грязная работа лежала на плечах слуг, каковых здесь имелось в достатке, а потому девушки, на чью долю оставалось общее руководство, всегда были прекрасно одеты, причем, чтобы еще усилить свое сходство, носили одежду гармонирующих цветов. Поначалу меня задевало, что постояльцы шутили и заигрывали с юными хозяйками постоялого двора, но потом я даже порадовался тому, что все почтека были настолько заняты флиртом, что не замечали (в отличие от меня) одной удивительной особенности одежды сестер.
— Где вы раздобыли эти блузки? — спросил я девушек потихоньку, чтобы не слышали другие торговцы и путешественники.
— На рынке, — ответила Бью Рибе. — Правда, купили мы их белыми, а отделали сами.
«Отделка» представляла собой проходивший по подолу и по кайме вдоль квадратного выреза на шее узор, который мы называем горшечным, а ваши зодчие, вроде бы знакомые с чем-то похожим, именуют «прямоугольным греческим орнаментом». Не знаю уж, что значит «греческий», но могу сказать, что узор этот был не вышивкой, а рисунком, нанесенным на ткань яркой переливающейся пурпурной краской.
— А где вы взяли такую краску? — словно между делом поинтересовался я.
— А, краска, — вступила в разговор Цьянья. — Миленькая, правда? Среди матушкиных вещей мы нашли маленький кожаный мешочек: вроде бы она получила его от отца, перед тем как тот отправился в свое последнее путешествие. Краски как раз хватило на две блузки, другого применения мы ей просто не нашли. — Она поколебалась и неуверенно спросила: — А по-твоему, Цаа, мы поступили легкомысленно?
— Что ты! — воскликнул я. — Все правильно: красивая
Вопрос удивил девушек. — Ну конечно, и не один раз. — Значит, краска не линяет? И не выцветает? — Нет, это очень хорошая краска, — сказала Бью Рибе и тут наконец рассказала мне то, что я столь деликатно пытался выведать: — Хорошая-то хорошая, но, можно сказать, именно из-за нее мы лишились отца. Он отправился туда, где ее добывают, чтобы закупить большую партию и сделать на этом состояние, да так и не вернулся.
— С той поры прошел уже не один год, — заметил я. — Вы, наверное, были тогда еще слишком маленькими, чтобы запомнить, куда лежал его путь. Да и упоминал ли он об этом?
— Подожди-ка, — пробормотала девушка и, силясь вспомнить, сдвинула брови. — Конечно, мы специально не запоминали… но вроде бы отец говорил что-то о юго-западе… о побережье и скалах, о которые с грохотом разбиваются океанские валы…
— Там живет племя отшельников, именующее себя «бродягами», — подхватила Цьянья. — Помнишь, сестричка, он еще обещал принести красивых ракушек, чтобы сделать нам бусы?
— А не могли бы вы отвести меня в те места? — Чего тут отводить? — пожала плечами старшая сестра, неопределенно махнув рукой в сторону запада. — Скалистое побережье, насколько мне известно, находится только там.
— Побережье длинное, скал много, а «бродяги» наверняка тщательно охраняют источник пурпура. Заметьте, с тех пор как пропал ваш отец, ни один купец не привозил на рынок такого товара. Девушки, пожалуйста, сходите со мной! Вдруг по дороге вы еще что-нибудь вспомните? Меня интересует любая мелочь!
— Сходить, конечно, можно, — ответила младшая сестра. — Но не забывай, Цаа, нам нужно еще и заниматься хозяйством.
— Но ведь я довольно долго болел, и все это время вы по очереди ухаживали за мной. И одновременно управляли постоялым двором. Конечно, вам обеим бросать хозяйство нельзя, но одна-то вполне может отлучиться.
Они неуверенно переглянулись, но я настаивал: — Подумайте: мы пойдем по следам вашего отца, доведем до конца дело, которое он начал. На этой пурпурной краске можно сделать целое состояние.
Девушки колебались. Я потянулся к ближайшему горшку с растениями, сорвал два побега — один короткий, другой длинный — и зажал оба в кулаке.
— Вот, выбирайте. Та, что вытащит короткий прутик, отправится со мной в путешествие и поможет заработать состояние, которое мы поделим на троих.
Поддавшись моим уговорам, обе девушки одновременно протянули руки и взяли по прутику. С того дня, мои господа, миновало уже сорок лет, но я и сейчас не могу сказать, кто из нас троих тогда выиграл, а кто проиграл. Так или иначе, Цьянья вытянула короткий прутик. Всего лишь прутик, однако, как выяснилось впоследствии, наши судьбы с этого самого момента повернулись совершенно по-новому.
Пока девушки готовились в дорогу: сушили пиноли и мололи шоколадную смесь, я отправился на местный рынок, чтобы закупить все, что необходимо для путешествия. В лавке оружейника я перепробовал весь его товар и наконец остановил выбор на макуауитль и коротком копье, которые подошли мне больше прочих.
— Молодой господин готовится к встрече с опасностью? — поинтересовался хозяин лавки?
— Я собираюсь в землю чонталтинов, — ответил я. — Слышал о такой?