Ацтек
Шрифт:
— Ты узнал ее? — в свою очередь удивился старик. — А я-то думал, вы давно забыли нашу богиню.
— Признаюсь, почтенный старец, что среди множества наших божеств она почитается далеко не среди главных. Но легенда гласит, что эта богиня одна из старейших, и мешикатль помнят ее до сих пор.
А легенда эта, почтенные братья, состояла в следующем. Койолшауки, чье имя означает Украшенная Колокольчиками, была в числе божественных чад верховной богини Коатликуе, которая уже дала к тому времени жизнь множеству детей, после чего принесла обет целомудрия. Но однажды она таки зачала снова, после того как в ее лоно, порхая, спустилось с небес перышко. Лично мне совершенно не понятно, как перышко может вызвать у кого бы то ни было беременность. Конечно, в древних преданиях сплошь и
— Наша мать навлекла позор на себя и всех своих детей. За это мы должны предать ее смерти.
Однако в этот момент во чреве Коатликуе находился не кто-нибудь, а сам бог войны Уицилопочтли. Услышав эти слова, он немедленно покинул материнское лоно и предстал перед братьями и сестрами уже выросший и вооруженный обсидиановым макуауитль. Он на месте убил злоумышленницу Койолшауки, а тело ее, разрубив на куски, разбросал по небу, где эти липкие от крови ошметки приклеились к луне. Таким же образом Уицилопочтли разделался со всеми остальными своими братьями и сестрами, и все они превратились в звезды, неотличимые от светивших на небосклоне раньше. Этот самый новорожденный бог Уицилопочтли и стал впоследствии почитаться нами, мешикатль, как верховное божество. Что же до Койолшауки, то мы признавали ее божественную сущность, но храмов для нее не строили, статуй ей не устанавливали и праздников в ее честь у нас тоже не было.
— Для нас, — сказал старый историк Ацтлана, — Койолшауки всегда была и останется богиней луны, весьма и весьма почитаемой.
Мне это показалось странным, и я спросил: — А зачем почитать луну, почтенный Канаутли? При всем моем уважении к вашим верованиям, я не могу не заметить, что от луны нет никакого толку, разве что она светит по ночам. Да и то тускло, даже когда она полная.
— Все дело в морских приливах, — пояснил старик, — которые для нас очень важны. С запада наше озеро отделяет от океана лишь низкая каменная гряда. Прилив перехлестывает ее, и с его водами в озеро попадают рыба, крабы и морские моллюски. Потом вода спадает, а многие из морских тварей остаются, причем вылавливать их в замкнутом пространстве неглубокого спокойного озера куда легче, чем в безбрежном море. Как мы можем не воздавать благодарности за пищу, даруемую нам с такой щедростью и постоянством?!
— Но при чем здесь луна? — спросил я озадаченно. — Вы полагаете, что она каким-то образом вызывает приливы?
— Вызывает приливы? Чего не знаю, того не знаю. Но она, несомненно, возвещает нам о них. Когда ущербная луна снова начинает округляться, мы знаем, что в самое ближайшее время произойдет высокий прилив, который принесет нам много пищи. Так что какое-то отношение богиня луны к этому точно имеет.
— Похоже на то, — согласился я и посмотрел на изображение Койолшауки с большим уважением.
То была даже не статуя. То был каменный диск, столь же идеально круглый, как и полная луна, и почти такой же огромный, как великий Камень Солнца в Теночтитлане, с тем только отличием, что на нем красовалось рельефное изображение Койолшауки. Точнее, той Койолшауки, какой богиня стала после того, как ее расчленил Уицилопочтли. Центр камня занимал ее торс с обвисшей грудью; в верхней части была изображена в профиль голова в уборе из перьев, на видимой зрителю щеке был выгравирован колокольчик, от которого и пошло имя богини. Отсеченные руки и ноги, с браслетами на запястьях и лодыжках, были распределены по ободу диска. Разумеется, никаких словесных символов на камне не имелось, но на нем до сих пор сохранились следы первоначальной раскраски и бледно-желтое изображение на бледно-голубом фоне. Я спросил, сколько лет этому камню.
— Сие ведомо лишь самой богине, — ответил Канаутли. — Она появилась здесь еще задолго до того, как ушли твои предки, то есть находится в храме с незапамятных времен.
— Скажи, а каким образом вы оказываете ей уважение? — поинтересовался я, оглядывая в остальном пустое, пропахшее рыбой помещение. — Что-то здесь не видно никаких
— Ты хочешь сказать, что не видишь крови? — уточнил старик. — Вот и твои предки жаждали крови, поэтому они и ушли отсюда. Койолшауки никогда не требовала от нас ничего похожего на человеческие жертвоприношения. Мы преподносим ей лишь низших существ — дары моря и ночи: сов, цапель, больших зеленых ночных бабочек. А еще мелких рыбешек, настолько маслянистых, что их можно высушить, а потом жечь как свечи. Молящиеся зажигают их здесь, когда ощущают потребность пообщаться с богиней.
Когда мы вышли из пропахшего рыбой храма на улицу, старик продолжил:
— Узнай же, родич Тепетцлан, то, что помним мы, Хранители Памяти. В давно минувшие времена этот город не был у ацтеков единственным. Здесь находилась столица обширных владений, простиравшихся от этого побережья и до самых гор. Народ ацтеков состоял из множества племен, которые, в свою очередь, насчитывали множество кланов-калпултин, но все они находились под властью общего тлатокапили, который, в отличие от мужа моей внучки, был вождем не только по названию.
— А потом некоторым из этих людей захотелось более интересной жизни, — предположил я.
— А потом некоторые из этих людей стали жертвами собственной глупости! — резко возразил он. — Как-то раз, охотясь высоко в горах, они повстречались с чужеземцем, который поднял их на смех, услышав о простой жизни и непритязательной религии нашего народа. О, этих слабых людей смутил вопрос: почему из всех многочисленных богов ацтеки выбрали для почитания самую слабую и никчемную богиню, которая подверглась вполне заслуженному унижению и была убита? Их сбило с толку, что, оказывается, надо почитать того, кто сверг ее, — сильного, яростного и мужественного бога Уицилопочтли!
Я задумался: интересно, кто мог быть этим незнакомцем? Может быть, один из древних тольтеков? Нет, тот наверняка взамен Койолшауки предложил бы ацтекам бога Кецалькоатля.
Канаутли продолжил: — Испытав на себе дурное чужеземное влияние, эти слабые люди стали меняться. Им было сказано: «Почитайте Уитцилопочтли!», и они подчинились. Им было сказано: «Накормите Уицилопочтли кровью!», и они так и поступили. Если верить нашим Хранителям Памяти, то были первые человеческие жертвоприношения, совершенные не кровожадными дикарями. Эти люди вершили свои обряды тайно, в семи великих горных пещерах, причем в качестве жертв избирали беззащитных, никому не нужных стариков и сирот. Им было сказано: «Уицилопочтли — бог войны. Пусть же он поведет вас на завоевание иных, богатых земель!» И все больше народу начинало приносить кровавые жертвы, готовясь к будущему походу. Да и как иначе, ведь их поучали: «Насытьте Уицилопочтли, придайте ему больше сил, и он завоюет для вас новую жизнь, несравненно превосходящую все то, о чем вы только могли мечтать». И число опрометчиво поверивших чужим словам все умножалось, и все они все в большей степени выражали недовольство прежним образом жизни, готовность к великим переменам и к великому пролитию крови…
Тут старик ненадолго умолк. Я огляделся по сторонам, рассматривая прохожих. Все эти ацтеки, мужчины и женщины, если их приодеть, вполне могли бы сойти за мешикатль и хорошо смотрелись бы на любой улице Теночтитлана. «Нет, — мысленно уточнил я, — приодеть их мало, надо еще вставить в этих людей более прочный хребет».
Между тем Канаутли продолжил: — Когда правивший в то время тлатокапили узнал о том, что происходит в пограничных областях его владений, он понял, кому предстоит стать первыми жертвами нового бога войны: тем миролюбивым ацтекам, которые сохранили верность своей доброй богине Койолшауки. Сомнений не было: какую еще легкую и доступную добычу могли выбрать последователи Уицилопочтли для первого удара? Должен сказать, что в то время у нашего тлатокапили не было никакой армии, но зато у него имелись стойкие преданные приверженцы. С ними-то он и отправился в горы, напал на последователей новой религии и разбил их наголову. Многие погибли, остальных обезоружили и взяли в плен. Убивать их не стали, но тлатокапили объявил, что все эти предатели — как мужчины, так и женщины — должны отправиться в изгнание.