Ацтек
Шрифт:
В кустах снова раздалось шуршание, и появился Коцатль. — Мой господин захватил своего первого пленника сам, без посторонней помощи, — тихо, но гордо промолвил он.
— И я не хочу, чтобы этот человек умер, — отозвался я, задыхаясь, но не от усталости, а от возбуждения. — У него сильное кровотечение.
— Может быть, обрубки можно перетянуть и чем-нибудь замотать, — предложил воин, говоривший на науатль с сильным тлашкальским акцентом.
Коцатль быстро развязал кожаные ремешки его сандалий, и я туго перетянул ими обе ноги пленника. Кровотечение мгновенно ослабло: кровь уже не хлестала, а лишь сочилась. Потом я
— Похоже, мой возлюбленный сын, ты сегодня не единственный пленник, — сказал я угрюмому воину. — Кажется, вся ваша армия разбита.
Тот лишь хмыкнул. — Сейчас я отнесу тебя туда, где твоими ранами смогут заняться лекари. Думаю, у меня хватит сил тебя нести.
— Да уж, теперь я вешу меньше, — сардонически заметил пленник. Я взвалил его изуродованное тело на закорки, а тлашкалец обхватил меня руками за шею. Его разукрашенный щит прикрыл мою грудь, словно был моим собственным. Коцатль, уже успевший притащить мне плащ и копье, теперь подобрал мой простой плетеный щит и окрашенный кровью макуауитль. Засунув их себе под мышки, мальчик взял в каждую руку по одной отсеченной ступне и поплелся под дождем следом за мной. Пошатываясь, я брел на юг — туда, где, как я надеялся, собиралась и восстанавливала порядок после победоносного сражения наша армия. На полпути мне повстречались бойцы нашего отряда: Пожиратель Крови собирал своих людей с ночных постов, чтобы отвести их к месту сбора.
— Связанный Туманом! — проревел, увидев меня, куачик. — Как ты посмел бросить свой пост? Где ты?.. — И осекся. Челюсть у него отвисла, а глаза от изумления округлились, почти сравнявшись по размеру с разинутым ртом. — Чтоб мне провалиться в Миктлан! Вы только гляньте! Гляньте, что тащит на спине мой лучший ученик! Я должен немедленно доложить об этом командиру Ксококу!
И он побежал прочь. Товарищи взирали на мою добычу с восторгом и завистью. Один из них предложил мне помощь, но я выдохнул: «Нет!» Даже это слово далось мне с трудом, однако подвиг был мой, и я не собирался ни с кем делиться славой.
Вот в таком виде — с угрюмым воителем-Ягуаром на спине и ликующим Коцатлем, следовавшим за мной по пятам, сопровождаемый аж двумя командирами, Ксококом и Пожирателем Крови, гордо вышагивавшими по обе стороны от подчиненного, — я и прибыл наконец к месту, где завершилось сражение.
Особого ликования и торжества там не наблюдалось: уцелевшие и легко раненные воины обеих армий отдыхали, в изнеможении повалившись на землю; остальные аколхуа и тлашкалтеки корчились от боли, стонали и кричали на разные лады.
Между ними расхаживали лекари со своими снадобьями и бормотавшие заклинания жрецы. Некоторые из уцелевших бойцов, превозмогая усталость, помогали лекарям или собирали разбросанное по полю оружие, а также трупы и отсеченные части тел: руки, ноги и даже головы. Непосвященному человеку сейчас было бы трудно разобраться, кто здесь победители, а кто побежденные. Над полем висел смешанный запах крови, пота, грязных тел, мочи и кала.
Лавируя между лежавшими бойцами, я озирался по сторонам, высматривая кого-нибудь
Но весть об успехе опередила нас, и передо мной неожиданно появился не кто иной, как сам Несауальпилли. Он был облачен, как и подобало юй-тлатоани, в мантию, но под ней носил оперенный панцирь воителя-Орла, сейчас основательно заляпанный кровью. Вождь аколхуа не просто командовал войском, но и лично участвовал в сражении. Ксокок и Пожиратель Крови почтительно остановились в паре шагов за моей спиной, а правитель Тескоко приветствовал меня, подняв руку.
Я опустил своего пленника на землю, устало исполнил жест целования земли и, тяжело дыша, с трудом проговорил:
— Мой господ… господин… это… мой возлюбленный сын. — А это, — промолвил благородный воитель, с иронией кивнув в мою сторону, — мой почтенный отец. Микспанцинко, владыка Глашатай.
— Молодец, юный Микстли, — сказал командующий. — Ксимопанолти, воитель-Ягуар Тлауи-Колотль.
— Я приветствую тебя, старый враг, — обратился пленник к моему господину. — В первый раз мы встречаемся не в разгар сражения.
— И похоже, что этот раз окажется последним, — ответил юй-тлатоани, опустившись на колени рядом с пленником, словно тот был его товарищем. — Жаль. Мне будет недоставать тебя. Мы с тобой встречались в незабываемых поединках. Кто мог предположить, что такой великий герой будет взят в плен новобранцем? — Он тяжело вздохнул. — Порой терять достойного противника бывает не менее печально, чем доброго друга.
Я слушал этот разговор с некоторым изумлением. До сего момента мне не приходило в голову поинтересоваться символами на щите пленного, тем паче что его имя — Тлауи-Колотль, Вооруженный Скорпион, — все равно ничего мне не говорило. Но для опытных воинов оно, очевидно, было громким и столь славным, что отблеск этой славы падал и на человека, пленившего подобного героя.
— Чтобы вырваться из засады, мой старый враг, — сказал Вооруженный Скорпион Несауальпилли, — я убил четырех твоих благородных воителей. Двух Орлов, Ягуара и Стрелу. Но если бы я знал, что уготовил мне тонали, — он бросил на меня взгляд, в котором смешивались удивление и презрение, — то уж лучше бы позволил одолеть меня кому-нибудь из них.
— Ты еще сразишься с благородными воителями, прежде чем умрешь, — заверил его Чтимый Глашатай. — Я позабочусь об этом. А сейчас позволь мне облегчить твои страдания…
Он повернулся и окликнул возившегося неподалеку с раненым бойцом лекаря.
— Минуточку, — побормотал тот. Одному из воинов аколхуа в бою отсекли нос, сейчас хирург пришивал его на место, используя колючку кактуса в качестве иглы и собственный волос вместо нитки. По правде сказать, смотреть на это было страшнее, чем на просто кровавую рану. Закончив пришивать, врач поспешно залепил швы пастой из подсоленного меда и поспешил к моему пленнику.
— Развяжи-ка ремни на его ногах, — бросил лекарь одному своему помощнику и, повернувшись к другому, распорядился: — А ты набери из того костра плошку угольев, да погорячее.
Стоило снять ремни, как обрубки ног Вооруженного Скорпиона снова начали кровоточить, а к тому времени, когда второй помощник вернулся с миской раскаленных добела угольков, по которым пробегали, вспыхивая, маленькие искорки, кровь уже хлестала ручьем.
— Мой господин, — услужливо обратился Коцатль к лекарю, — вот его ноги.