Acumiana, Встречи с Анной Ахматовой (Том 1, 1924-25 годы)
Шрифт:
Разговор с АА перешел к теме о враждебном отношении Николая Степановича к ней в последние годы.
АА не совсем понимает, чем такое отношение было вызвано. Развод не был принужденным. Отношения с ней прекратились задолго до 18 года. Развод был очень мирным - ведь в 18 году, уже после того, как развод был решен, они ездили в Бежецк, Николай Степанович был очень хорошо настроен к АА, да и тот разговор в Бежецке: "Зачем ты все это выдумала", - происходил с грустью, но без всякой неприязни. АА предполагает, что в теории Николай Степанович хотел развода с ней. Так, в Париже, думая о Синей Звезде, он себе, если бы рассчитывал на взаимность со стороны Синей Звезды: "Вот, разведусь с Ахматовой и..." - тут, должно быть, планы о будущем... Но на практике оказалось несколько иначе. Обида самолюбию
– Предложил!
В частности - об А. Н. АА вспомнила разговор с человеком, "которого я бесконечно люблю и мнение которого для меня бесконечно ценно" - С Натальей Гончаровой: "Если бы Пушкин не был Пушкиным, и если разбираться в этом браке, то, может быть, нельзя было бы винить ее. Она просто была другим человеком, чуждым интересам своего мужа... Ее интересовали платья, балы, а мужа - какие-то строфы, какие-то издатели, какие-то непонятные и чуждые ей дела...". Мысль АА я продолжил тут уже в отношении к Анне Николаевне. Это просто был человек совершенно не подходящий Николаю Степановичу.
Да и несомненно этому есть достаточно примеров в воспоминаниях разных лиц - Николай Степанович не был безупречным мужем. Она его любила - это бесспорно, а ведь известно, какое количество романов Николая Степановича укладывается в рамки 18 - 21 гг. И он не скрывал от нее. И известны его презрительные отзывы об Анне Николаевне. Конечно, она была "козлом отпущения". "Физически", ведь на нее сваливалось все тяжелое состояние Николая Степановича последних лет - его озлобленность, раздраженность и т. д.
А ведь АА избрала, казалось бы, наиболее благоприятное для Николая Степановича положение: она замкнулась и нигде не бывала, ни на литературных собраниях, где могли быть встречи с Николаем Степановичем, ни у общих знакомых... Казалось бы, Николаю Степановичу это могло быть только приятно, о оказалось наоборот - он ее упрекал в такой замкнутости, в нежелании ничего делать, в отчужденности. В одну из встреч в последние годы Николай Степанович сказал такую фразу: "Твой туберкулез - от безделья"...
АА говорит, что, конечно, и она отчасти - какими-нибудь неосторожными фразами, переданными Николаю Степановичу, - могла вызывать такое отношение. А больше всего виноваты в этом сплетни. Были люди, которые всячески домогались ссоры между Николаем Степановичем и АА и старались вызвать в них взаимную вражду. АА не хочет называть фамилий. Но был и Рождественский, да и без Корнея дело не обошлось. А, получив от АА фразу, что фамилий она называть не хочет, не стал спрашивать, но некоторые мысли у меня возникли...
АА рассказала о нескольких встречах в последние годы. Так, в январе 1920 года она пришла в Дом искусств получать какие-то деньги (думаю, что для Шилейко). Николай Степанович был на заседании. АА села на диван в первой комнате. Подошел Эйхенбаум. Стали разговаривать. АА сказала, что "должна признаться в своем позоре - пришла за деньгами". Эйхенбаум ответил: "А я - в моем: я пришел читать лекцию, и - вы видите - нет ни одного слушателя". Через несколько минут Николай Степанович вышел. АА обратилась к нему на "Вы". Это поразило Николая Степановича и он сказал ей: "Отойдем"... Они отошли, и Николай Степанович стал ей жаловаться: "Почему ты так враждебно ко мне относишься? Зачем ты назвала меня на "Вы", да еще при Эйхенбауме! Может быть, тебе что-нибудь плохое передавали обо мне? Даю тебе слово, что на лекциях я если говорю о тебе, то только хорошо".
АА добавила: "Видите, как он чутко относился ко мне, если обращение на "Вы" так его огорчило. Я была очень тронута тогда".
АА не отрицает, что была несправедлива иногда в разговорах
Помнит такой случай (кстати, он подтверждает и то, что, несмотря на вражду с Блоком, Николай Степанович вел с ним иногда беседы, встречаясь во "Всемирной литературе"):
Весной 21 года (в марте) АА пришла во "Всемирную литературу", чтобы получить членский билет Союза поэтов, который нужен ей был для представления не то управдому, не то куда-то в другое место. В. А. Сутугина написала билет и пошла за Николаем Степановичем. Вернулась и сказала, что он занят, сейчас придет и просит его подождать. АА села на диван. Ждала 5, 10, 15 минут. Подходит Г. Иванов, подписал ей за секретаря. Через некоторое время открывается дверь кабинета А. Н. Тихонова и АА видит через комнату Николай Степановича и Блока, оживленно о чем-то разговаривающих. Они идут вместе, останавливаются, продолжая разговаривать, потом опять идут. Блок расстается с Николаем Степановичем, и Николай Степанович входит в комнату, где его ждет АА, здоровается с ней и просит прощения за то, что заставил ее ждать, объясняя, что его задержал разговор с Блоком. АА отвечает ему: "Ничего... Я привыкла ждать!" - "Меня?" - "Нет, в очередях!" Николай Степанович подписал билет, холодно поцеловал ей руку и отошел в сторону.
АА вспоминала опять приход Николая Степановича с Георгием Ивановым к ней перед вечером Петрополиса. Подробности этого у меня уже записаны раньше. АА добавила только, что она была очень тогда расстроена смертью брата (Андрей Андреевич отравился после смерти своей маленькой дочери). И что она совершенно не понимает, как мог Николай Степанович усиленно звать ее пойти с ним в Дом Мурузи - в веселое, для легкого поведения место - и обижаться, что она отказалась. Должен же он был понять, что получив такую печальную весть, веселиться не ходят. АА добавляет, что, конечно, разговор велся бы в иной форме, если б не присутствовал Г. Иванов. Присутствие Г. Иванова и очень стесняло разговор, и очень раздражало АА...
А на вечер Петрополиса, 10 июля, АА пришла, но Николай Степанович ушел оттуда до ее прихода. Она помнит, что к ней подошла группа девочек - учениц Гумилева (кто именно, АА не помнит - может быть, среди них были и Наппельбаумы). Девочки сказали ей, что Гумилев обещал их познакомить с ней сегодня, но вот его нет, и поэтому они решили сами познакомиться.
Я спросил АА, когда она познакомилась с Наппельбаумами. АА ответила, что если их не было в группе девочек на вечере Петрополиса, то - после смерти Николая Степановича. До этого она вообще почти нигде не бывала и ни с кем не знакомилась.
АА думает, что Николай Степанович, так ясно чувствуя враждебное отношение к себе блоковской компании, вероятно, полуподсознательно относил к этой компании и АА. В действительности, конечно, этого не было, АА не была ни в каких "компаниях" вообще, держалась очень обособленно от всех и вела очень замкнутый образ жизни.
А ко всем этим разговорам нужно поставить в примечание то, что Николай Степанович боялся АА - всегда как-то боялся ее.
АА рассказывала об архиве своем и Николая Степановича в Ц. С., в сундуке. Бывало всегда так: уезжая на лето, АА производила чистку всех ящиков письменного стола. Все бумаги ненужные складывала в этот сундук (бумаги свои и Николая Степановича). Там накопилось очень много. В декабре 1917 года АА с Анной Ивановной ездила в Царское Село и взяла из этого сундука много писем, материалов - и своих, и Николая Степановича. Привезла их в Петербург. А потом, в 1918 году, Николай Степанович попросил у нее свои письма и бумаги, и она ему дала. Он взял их себе, и где они теперь неизвестно. Пропали, вероятно. А в 1921 году, уже когда Николай Степанович был арестован, АА опять поехала в Царское Село, чтобы найти в архиве какую-то нужную ей бумажку. В доме уже было учреждение (Рабкрин). АА вошла и сказала, что она жила в этом доме и хочет взять несколько своих писем. Ей ответили - "Пожалуйста" (ее кто-то из служащих-царскоселов узнал). Она прошла наверх. Сундука уже не было, а бумаги валялись на полу - несколько писем Блока и т. д. АА, не имея возможности взять все, взяла только самое необходимое...