Ад уже здесь
Шрифт:
— То есть?
Николай Андреевич направился к выходу и, обернувшись у двери, произнес:
— Если я еще раз узнаю, что ты пытаешь задержанных, я заведу на тебя дело. А ты знаешь, как относятся в политуправлении к нарушителям старшинистической морали.
— Андреич, ты чего! — воскликнул Ежов. — Мы же не первый год знаем друг друга!
— Вот именно. И поэтому ты должен хорошо понимать, что я не шучу. Будь здоров.
И комиссар-наблюдатель вышел из кабинета.
15
СТАРШИНА
Это становилось уже дурной привычкой — находиться в карантине. На сей раз не было клетки, как у московских конфедератов. Не было уютной комнаты с музыкой из динамика, как у рейдеров. Был карцер со скрипучей кроватью. Холодный и сырой. С тусклым светом. Электричества едва хватало, чтоб
В голове Николая постоянно крутилась мысль, что, возможно, стоило идти к Гау. Он ругал себя за отсутствие инициативы в данном вопросе. Ругал товарищей за неправильное решение в выборе союзника. Ругал старого охотника за то, что он, судя по всему, ввел их в заблуждение своим рассказом о местной ситуации, основанным на его личной неприязни к Гау.
Васнецов наконец перестал ходить и улегся на кровать, которая заскрипела, напомнив о родной солдатской койке в родном и невероятно далеком подвале Надеждинска.
«Надо было ставить на Гау», — вздохнул он и прикрыл глаза. После этого прошло меньше минуты, и он погрузился в глубокий сон.
Огромная толпа, собранная в большом ангаре, продолжала истошно вопить. Мужчины, женщины, подростки. Много людей в униформе натовского образца. Ее нетрудно было узнать по характерным кевларовым шлемам, чем-то напоминающим германскую каску сталкера Армагена из Москвы, по защитным наколенникам и налокотникам. Те, кто разрабатывал амуницию для солдат НАТО, знали свое дело хорошо. Они заботились о защите и комфорте для своих солдат. Она отличалась от формы российских солдат обилием продуманных деталей и элементов. Чего греха таить, в российской армии закостенелое мышление засидевшихся в креслах чиновников и бюрократов было далеко от того, чтобы озаботиться о добротном обмундировании своих солдат. Бойцам не хватало качественной обуви. Им давали повседневную форму, которая в силу своего качества принимала плачевный вид после первой же стирки, а там, наверху, думали не об этом, а о том, подшил солдат белый подворотничок, который практически не имел никакого смысла, или нет. А все новое и качественное, что создавалось для армии, можно было найти лишь на рынке и в магазинах. Хотя в небольших количествах новая и по многим параметрам превосходившая западные образцы униформа все-таки доходила до некоторых подразделений российской армии. Так, во всяком случае, рассказывали на занятиях в новой эпохе. Эпохе после всеобщего конца. Тем не менее на занятиях с воспитуемыми в Надеждинске немало внимания уделяли униформе солдат НАТО. Если поначалу после атомной войны ожидалось, что очень скоро придется с ними столкнуться на своей земле, то много позже, когда все покрылось снегом и тучами, эти уроки стали больше похожи лишь на дань прошлому. На занятиях говорили о достоинствах и недостатках униформы противника и о том, что наша армия выигрывает у них лишь не имеющими мировых аналогов тулупами, ушанками и валенками. Поначалу это могло звучать смешно. Но спустя некоторое время именно от тулупов, валенок и ушанок стала зависеть человеческая жизнь. Да и вообще выживание вида. И все прелести натовской повседневной одежды канули в прошлое. Он еще долго разглядывал всю эту нескончаемую массу людей, поражаясь синхронности их возбуждения и единому порыву, в котором они что-то монотонно вопили. Мужчины, женщины, подростки. Иногда старики или взрослые с грудничками на руках. Их взоры, отражающие бордовый с синим свет в ангаре, были устремлены
— Гау!!! Гау!!! Гау!!! Гау!!! — орала толпа, вскидывая руки с зажатыми кулаками над своими головами.
Если у кого-то на руках были маленькие дети, то они плакали от этого страшного шума и жуткой психосферы, окутавшей всех людей, как дым горящего здания окутывает всех находящихся в нем жильцов. Но детский плач тонул и терялся в сотнях глотках, скандирующих:
— Гау!!! Гау!!! Гау!!! Гау!!!
Васнецов только на минуту задумался над тем, что он вообще тут делает и как оказался здесь. Общий настрой толпы смахнул с него всякую способность мыслить и анализировать. И ему захотелось так же взмахивать руками и орать заветное «Гау!», погружая себя в иррациональный экстаз дикого восторга, и стать частью этой безликой толпы, создавшей своим эмоциональным состоянием что-то вроде коллективного разума… Или наоборот… Всеобщее бессознательное…
Но этого сделать ему не довелось. Он проснулся, почувствовав чье-то прикосновение. Миловидная женщина лет сорока, поставив поднос с едой на табурет, накрыла Васнецова старым солдатским одеялом, что и стало причиной его пробуждения.
— Извини. — Она по-доброму улыбнулась.
— Ты кто? — недовольным голосом спросил Николай.
— Не ты, а вы, — сказал кто-то строго. — Она тебе в матери годится.
Васнецов повернул голову. У входа стоял вооруженный охранник с обрезом охотничьего ружья.
— Никита, это невежливо — намекать на мой возраст, — тихо засмеялась женщина.
Николай снова взглянул на нее. О возрасте ей говорить не требовалось. Она выглядела очень хорошо. И дело не в красивых чертах лица и ухоженных вьющихся каштановых волосах, обрамляющих лицо и шею. Она буквально источала жизнь и оптимизм, даже несмотря на глубокую грусть в темно-карих глазах.
Охранник на замечание только недовольно шмыгнул носом.
— Тебя ведь Николаем зовут? — Женщина обратилась к Васнецову.
— Да. Николай.
— Ты поешь. Я еду принесла.
— Не хочу я есть, — проворчал Васнецов, усевшись на койке.
— Ты не брезгуй, — рявкнул Никита. — Это ваша жрачка. Из вездехода вашего. Свою провизию мы на вас тратить не собираемся.
— Никита, ну хватит уже. — Она нахмурилась. Затем снова обернулась к узнику. — Тебе, кстати, привет передавали.
— Кто? — оживился Васнецов.
— Друзья твои. Они вообще друг другу приветы передают, — улыбаясь, говорила женщина. — Я им всем еду принесла. Только все отказываются есть. Покушал только этот, в черном. С усами. Илья. Еще и поблагодарил.
— Ты ешь, ешь, — снова заговорил охранник. — И спать не заваливайся. Скоро вас сам товарищ Старшина примет.
— Какая честь, — брезгливо усмехнулся Николай, который все не мог отделаться от мысли, что надо было идти к Гау. И в голове пульсировали возгласы толпы, которые так его манили.
— Следи за языком, пацан. Тебе за Старшину тут любой голову открутит. Ладно, Лена, хватит с ним нянчиться. Пойдем.
— Пошли, — кивнула женщина, и они покинули карцер.
Николай вздохнул, медленно растирая ладонями лицо и пытаясь понять смысл своего сна. Затем он сорвал белое полотенце с подноса, обнажив железную миску с едой и кружку с компотом из сухофруктов. Есть все-таки хотелось.
Новая Республика представляла собой небольшой городок. Во всех поселениях, что им встречались, жизнь ушла под землю. Исключение составляли лишь кантина «Три свиньи» и Вавилон. Но там все было обнесено общими стенами и сводом, представляя единый комплекс. А Новая Республика выглядела иначе. Можно было только представить, какой титанический труд проделали подданные Старшины, укрепляя старые здания дополнительными стенами из бревен, досок, шлакоблоков и бетонных плит. Помимо доработки старых зданий они давно возвели и новые, послевоенные. В ход шло все. Даже речные баржи и блоки глины с тростником. Архитектура зданий была прямоугольно проста, но упор строители делали на непробиваемости стен и сохранении тепла. В единые комплексы были объединены лишь некоторые группы зданий, которые находились близко друг от друга. Иногда откуда-то из глубин строений доносились звуки работ или бодрые солдатские речевки: «Фашистам, натовцам и Гау у наших есть один ответ! Добро пожаловать, ублюдки, готовим вам свинцовый мы обед!»