Адам и Эвелин
Шрифт:
— Что ты тут делаешь?! — воскликнул Адам. — Я тебя повсюду ищу!
Эвелин вздрогнула от испуга. Потом снова облокотилась на спинку скамейки.
— Да ты садись, — сказала она и снова закрыла глаза.
— Что случилось?
— А что такое?
— Ты меня не видела?
— Там только что прошли двое мужчин. Я сначала подумала, они глухонемые, они так много махали руками.
— Почему ты не подождала?
— Да я ждала.
Адам
— Мы можем переехать к ним. У них есть что-то вроде комнаты для гостей, с отдельным душем и туалетом, то есть только для нас. И это бесплатно, они нас приглашают.
— Замечательно.
— Да что стряслось?
— Ничего, все прекрасно.
— Она правда очень тепло отреагировала. Мне не пришлось ничего объяснять, она сразу сказала, чтобы мы приезжали.
Эвелин кивнула и застегнула молнию на куртке до конца, так что воротник полностью закрыл ей рот.
— Ты что, уже не хочешь? Ты хочешь остаться здесь?
— Не очень-то ты умеешь разговаривать по телефону.
— Опять ты за свое.
— Ты же хотел, чтоб я была рядом.
— Да, чтобы ты все слышала.
— Но ты даже не дал мне послушать.
— Ты могла бы сделать мне знак.
— Ладно, проехали.
— Я же не ради удовольствия это делаю. Какая-то дурацкая ситуация. Хотел бы я тебя послушать!
— Ты в такие моменты становишься таким чужим, я даже начинаю бояться.
— Ты что, хочешь остаться здесь?
— Нет. Конечно, нет.
— Тогда не делай такое лицо.
— Я не нарочно. Мне нужно заново к тебе привыкнуть.
— Я думал, мы через это уже прошли.
— Я тоже так думала. Ты сказал ей, что мы приедем с Эльфридой?
— Да это не важно.
— Я себя как-то так чувствую, как раньше.
— Как-то так?
— Как после летних каникул.
— Мне начало учебного года всегда нравилось. Можно было еще не испытывать никаких угрызений совести.
— Я все думаю, правильно ли мы сделали, что послали Моне второй ключ.
— Ну все-таки хорошо, что кто-то еще в курсе, а не только твоя мама.
— Я бы с удовольствием сама ей об этом сказала.
— Для нее это в любом случае будет шоком.
— Она даже в свое время что-то подписывала, что ей запрещены контакты с Западом.
— Ты же ее дочь, это совсем другое.
— Наоборот, ее из-за этого могут уволить.
Какое-то время они просто сидели, не говоря ни слова.
— О чем ты сейчас думаешь? — спросила Эвелин.
— Да ни о чем.
— Люди все время о чем-то думают!
— В
— Из «Ялты»?
— Да. На нем был костюм из такой легкой летней шерстяной материи, очень необычно. У нас такой вообще нет.
— И что это значит?
— Ничего, абсолютно ничего, — ответил Адам.
— Ты хоть ел что-нибудь сегодня с утра?
— От тебя вкусно пахнет.
— А ты колючий, — сказала Эвелин.
Она прислонилась к нему, взяла его руку и крепко обхватила ее.
45
ШПИОНЫ
— Вы не получали бланков?
— Нет.
— Вообще-то такого быть не может. Посмотрите, вот как они выглядят.
Мужчина напротив нее, вставший навстречу для приветствия и протянувший ей руку, поднял вверх стопку бумаг.
— Вы разве не заполняли их вместе со всеми, под руководством кураторов?
— Мы живем у друзей. Я ничего не получала.
— Этого… я уже сказал, я уверен, что вы их тоже…
Он пододвинул к себе анкету и вписал несколько цифр в жирную рамочку.
— Вы же видите, что здесь творится, — сказал он, словно обращаясь к самому себе.
Казалось, он очень устал. Эвелин он был симпатичен, словно она раньше уже когда-то виделась с ним, с этим мужчиной лет пятидесяти, на котором поверх светлой рубашки был легкий свитер горчичного цвета.
— Итак: фамилия, имя?
— Шуман, Эвелин.
— Дата рождения?
— Девятнадцатое мая тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года.
— Место рождения?
— Торгау.
— Торгау? Это в Саксонии?
— Да, на Эльбе, административный округ — Лейпциг.
— Родители?
— А это вам зачем? — спросила она с улыбкой. Он был такой зажатый, ему бы тоже не мешало улыбнуться.
— Так нужно. Ваши родители?
— С датой и местом рождения? Я росла у бабушки с дедушкой, пока моя мама не окончила институт.
— Тогда сначала мать.
— Двадцать третьего ноября тысяча девятьсот сорок шестого года в Виттенберге.
— У нее есть какая-нибудь профессия?
— Экономист.
— Экономист, в какой сфере?
— Ну, в целом, на производстве. Она работает в Вольфене.
— И что она там делает?
Он писал медленно и иногда раздумывал, прежде чем опустить ручку на бумагу, — словно работал над рисунком.