Адам и Эвелин
Шрифт:
— Нет.
— Раз ты терпишь все эти высказывания Эберхарда, мог бы тогда и его куртку надеть.
— В Лейпциге вчера собралось больше двухсот тысяч, а в Берлине скоро будет огромная демонстрация, абсолютно легальная.
— При чем здесь твоя куртка?
— Правда ведь, мы должны надеяться на то, что у них ничего не получится?
— Не говори ерунду.
— Нет, мы надеемся, что у них ничего не получится, а Эберхард надеется, что у них все получится, — вот какие дела.
— У меня правда другие заботы. Пойдем,
— Сестрам и братьям с Востока святой Эберхард с удовольствием подарил бы свою куртку.
— Все, пошли!
Адам развернулся и пошел назад. Она смотрела ему вслед. На автобусной остановке он достал из урны газету, расправил ее на скамейке, сел на нее, вытянул ноги и сложил губы трубочкой, словно собираясь засвистеть.
Медленно, очень медленно Эвелин пошла обратно к скамейке. С каждым шагом она, казалось, преодолевала бескрайние пространства. Еще несколько вдохов, и она окажется около него, заглянет ему в глаза и просто скажет те слова, которые были ей очень знакомы и близки, так близки, что ей вдруг показалось бессмысленным произносить их вслух.
51
ЦЮРИХСКОЕ ОЗЕРО И ЗЕЛЕНЫЙ СВЕТ
— Не надо было нам расходиться — я так и знала, что ничего не получится.
— Марек ведь тоже пока не пришел.
— Нам надо было просто подняться на борт, и все. А теперь мы стоим здесь, как дурочки, остались ни с чем!
— Но мы ведь много посмотрели. А в наказание мы сейчас все это съедим и ничего им не оставим.
— Как они называются?
Катя открыла маленькую белую картонную коробочку и приподняла ее, чтобы прочитать голубую надпись:
— Люк-сем-бур-гер-ли, Шпрюнг-ли.
— Так как они все-таки называются?
— Ну, «шпрюнгли», «попрыгунчки» — сами в рот прыгают.
— Розовые — самые вкусные.
— Возьми еще одну.
— Может, оставим им хотя бы по одной?
— Да ладно, еще купим.
— У тебя так много денег?
— Да это всего пара франков. О деньгах мы сегодня не думаем.
— Странно, правда?
— Что?
— Что у нас теперь такие деньги, на которые можно что угодно купить. Ты к этому уже привыкла?
— Эти «шпрюнгли», — проговорила Катя с полным ртом, — невозможно описать, внутри холодные и тают, и вдруг, когда тебе кажется, что все уже растаяло, попадаешь зубами на что-то твердое, это самый классный момент.
— А вершины, снежные вершины, они так светятся, как будто ведут прямо в небо. Иногда мне кажется, Адам живет на другой планете! Я стою перед всем этим и такое счастье испытываю, а он, он этого даже не замечает.
— Ты скормила ему не самую приятную новость.
— Ведет себя, как будто он один на белом свете.
— Вы что, с тех пор правда друг с другом не разговариваете?
— Да.
— Ни словом не перемолвились?
— Вообще ни словом.
— А он хочет ребенка? Что-то ведь он сказал?
—
— И уже десять дней полное молчание?
— Пять дней, я раньше не смогла, у меня просто язык не повернулся.
— Не понимаю, как вы можете пять дней друг с другом не разговаривать?! Он только что был такой веселый, он и Марек.
— Наверное, я не вовремя сказала. Он разослал резюме, огромное количество. Но так ничего не делается, это тебе каждый скажет. Нужно самому ходить, работы показывать, знакомиться с людьми. Я ему сказала: ты должен стараться, преодолевать себя, мы ждем ребенка. Слова о ребенке стали для него последней каплей.
— Жаль, а я надеялась…
— Он каждую ночь куда-то уходит, почти каждую. Когда спускаешься по лестнице, пол ужасно скрипит — и эти двое, конечно, просыпаются и пытаются понять, что происходит. Эберхард даже подумал, что Адам хочет спалить ему дом. Он уже дважды заходил ко мне в спальню в пижаме. Черт, здесь так красиво, а этот мне и тут все портит!
— Здесь правда просто невероятно. Ты когда-нибудь что-нибудь слышала о зеленом луче? Это самый редкий свет, который бывает; только когда воздух очень чистый и видно, как солнце садится в воду, тогда вдруг может появиться луч изумрудного цвета, короткое неземное сияние. Возьми меня под руку. Может, произойдет что-нибудь хорошее.
— А вдруг Марек придет, а его все не будет?
— Придумаем что-нибудь. Завяжи шарф, у тебя совсем замерзший вид. Мне кажется, Адам прямо испугался, когда увидел счет.
— Ему хотелось всех пригласить, ему нужно было это ощущение.
— Но зачем было сразу в «Террасу», или как они тут это произносят? Мы могли бы войти в долю.
— Пусть, так правда лучше. Вы и так поездку оплачиваете. Это его деньги за машину. Чем быстрее он их потратит, тем лучше. Лучше всего, чтобы у нас вообще ничего не было, — может, он тогда что-нибудь поймет.
— У него, кажется, даже ладони вспотели.
— Он и пахнет как-то по-другому. «Как-то» мне, конечно, нельзя говорить, когда он поблизости, но все равно это правда.
— Это тебе из-за беременности так кажется.
— Нет, он правда по-другому пахнет.
— Адаму выпала дурацкая роль.
— Прекрати. Мог бы взять пример с Марека — этот пробился, ему даже немецкий пришлось выучить, а теперь он уже скоро диплом получает. Марек — просто золото, ради него я бы даже католичество приняла.
— Не думаю, что он католик, по крайней мере, я ничего такого пока не заметила.
— Адам постоянно читает старые атласы птиц и растений, которые нашел в машине. С недавних пор он еще и в зоопарк начал ездить. А когда я его спрашиваю, что он там делает, он говорит, что он там «гуляет». Мог бы хотя бы мне что-нибудь сшить, для беременности, платья, брюки. Какая здесь прозрачная вода.