Адамант Хенны
Шрифт:
Смутное беспокойство не отпускало. Хоббит не впервые пробирался в самое сердце вражеской рати; но подобного с ним никогда не случалось. Некое чувство, вроде бы прочно забытое… Внутренний взор Фолко то и дело наталкивался на странную неправильность в окружавшем его сером полумраке – там, в отдалении, вспухало Нечто, расталкивая то, что люди обычно называли Реальностью. Комок новорождённой, нечеловеческой Силы… Слепой, не сознающей самоё себя… Очень, очень похожей на…
«Да в уме ли ты, брат хоббит? – одёрнул сам себя Фолко. – Совсем, верно, плох стал… Мерещится невесть что…» Он тряхнул головой и постарался
Возле облюбованного им шатра горел костёр; в полутора десятках шагов сидели караульные; удостоив их одним-единственным взглядом, хоббит скользнул за полог.
Тхеремец был очень-очень удивлён, когда его горла коснулось нагретое за пазухой хоббита остриё кинжала. А дальше всё было уже совсем просто.
Ловко орудуя одной рукой, хоббит спутал харадриму руки.
Тхеремец расширенными от ужаса глазами взирал на невесть откуда свалившегося ему на голову врага.
Кинжал крепко лежал в сжимавшей рукоять небольшой ладони; тёмные глаза ночного гостя были холодны и решительны. И тхеремский тысячник внезапно и твёрдо уверовал, что этот тип и впрямь перережет ему горло в тот самый миг, когда он раскроет рот, чтобы позвать на помощь… Причём перережет ещё до того, как удастся поднять тревогу… Покорившись судьбе, харадрим не сопротивлялся.
Как следует связав пленника и покончив с ещё кое-какими делами, Фолко махнул рукой в сторону выхода.
Так они и пошли – громадный, рослый тхеремец и невысокий хоббит. Пленник чувствовал сталь возле самого сердца и шагал смирно – лишь обильно потел, верно от страха. Караульные почтительно отсалютовали начальству; умело скрывавшегося в тени хоббита они не заметили. Да и то сказать – откуда взяться врагу посреди хорошо укреплённого лагеря?
Они подошли к стене, и тхеремец замычал, мотая головой, – Фолко недвусмысленно тянул его наверх, – но один-единственный укол кинжалом в левое межреберье заставил пленника покориться.
Со стороны казалось: разомлевший в духоте шатра воин вышел подышать ночной прохладой. Стража на стенах с ленцой покосилась в сторону начальника. Посты не проверяет – ну и ладно…
Ничто так не прячет, как открытость. На виду у всех часовых пленник взошёл на гребень стены и остановился, опираясь о колья. То, что в тени грузной фигуры прятался ловкий и юркий хоббит, не заметил никто.
Левой рукой Фолко накинул на брёвна обмотанный тряпкой крюк. Верёвка скользнула вниз с лёгким шорохом. Теперь предстояло самое трудное.
Снизу донёсся чуть слышный тройной скрип. Гномы и Рагнур на месте. Фолко оставалось только ждать.
Ожидание продлилось недолго. Над одним из шатров внезапно взвились языки пламени. Вечно голодный огонь скользнул по богатым, расшитым занавесам, щедро рассыпая снопы искр. Караульные вскочили на ноги; кто-то ударил тревогу.
Именно этого и ждал хоббит. Часовые на дозорных башнях все, как один, смотрели только в сторону быстро разгоравшегося пожара; в следующий миг обезумевший от ужаса тхеремец, обдирая ладони, скользнул по верёвке вниз со стены – прямо в объятия Маленького Гнома.
– Бежим! – Фолко не отставал от пленника. – Сейчас они там сообразят, что к чему…
Однако там, за стенами, все думали о пожаре, об одном лишь пожаре. Резкое движение тхеремца, когда
– Ну и молодцы же вы, хоббиты! – восхищённо покачал головой Малыш, когда они все оказались в безопасном отдалении. – Я бы до такого не додумался… Как это ты?
– Ничего особенного, – отмахнулся Фолко. – Масляная лампа, верёвка и огарок свечи.
Пожар тем временем разгорался. В лагере поднялась нешуточная тревога. Кто-то даже затрубил в боевой рог.
– Ладно, пусть себе суетятся, – махнул рукой Торин. – У нас есть заботы поважнее…
Рагнур, не теряя времени, взялся за дело. Пленник, поражённый до глубины души той лёгкостью, с которой его выкрали из самого сердца тхеремского войска, отвечал без утайки – тем более что захватившая его мрачная шайка отнюдь не походила на тех врагов, что наступали сейчас с юго-востока… Фолко и его друзья узнали много интересного. Великий Тхерем воевал, оказывается, со странным племенем перьеруких, невесть откуда навалившимся на юго-восточные рубежи. Война шла из рук вон плохо – тхеремцы отступали, поскольку враг сражался с небывалым ожесточением, без раздумий жертвуя собой, если того требовало сражение. Здесь пролегал последний рубеж…
– Почему последний? – невольно удивился Фолко. В самом деле – к северу от благодатной степи тянулись жаркие и влажные леса, непроходимые чащобы и болота; там один человек с луком мог остановить целое войско.
– Великий правитель и благородные сословия искали ответа возле Чёрной Скалы, и ответ Сил был чёток и недвусмыслен, – разъяснил Рагнур. – Врага должно остановить здесь.
– Ну и глупые же эти их Силы! – непочтительно фыркнул Малыш.
– Может, и не в них дело, – заметил кхандец. – Может, в Хриссааде кто-то хочет кого-то подсидеть… оказаться поближе к трону… у них такое в порядке вещей.
– Спроси его: зачем здесь столько рабов? – обратился к Рагнуру Фолко. – И спроси ещё – понимает ли он, что сражение на этой позиции они непременно проиграют?
– За нас великие Силы, – последовал ответ. – Враги наши назавтра умоются кровью!
– Что за ерунда! – Торин пожал могучими плечами.
– Это не ерунда… – задумчиво произнёс Фолко. – Думается мне, тут не обошлось без того, что мы ищем…
– Ты уверен?.. – начал было Малыш.
– Именно. Попахивает явным безумием… Ставить войско на заведомо невыгодную позицию… мы бы выбрали совсем иную… А почему? Да потому, что кому-то наверху, похоже, стукнуло в голову, что отступать перед врагом, мол, позорно и надо теперь стоять насмерть…
– Нам от этого не легче, – пробурчал Маленький Гном.
Фолко кивнул:
– Да, правдивые вести мы можем сыскать, похоже, только у перьеруких…
– У их набольших, – уточнил Торин.
Кхандец покачал головой:
– Тамошних мест я не знаю. Я и тут-то могу вести только по наитию…
– Э, нам не впервой! – Малыш беззаботно махнул рукой. – Столько лиг вот так, наугад, исхожено… Так что пойдём до конца.
– Одна беда – южных наречий не знаем, – заметил Торин.
– Так и я – только по-харадски болтаю. – Рагнур развёл руками.