Адамант Хенны
Шрифт:
– И не забудьте про Тубалу! – предупредил остальных хоббит. – Рано или поздно она до нас доберётся…
– Вразуми меня Дьюрин, кто же она такая? – проворчал Малыш. – Уж больно лихо дерётся!
– И что ей от нас надо? Чего она на нас взъелась? – Торин невольно подтянул повыше топор.
– Может, вы её кровники? – подал голос Рагнур.
– Кровники? – в один голос удивились Фолко, Торин и Малыш.
– Ну да. Убили её дружка… или там отца, или брата – вот она и мстит, – охотно пояснил кхандец. – Что, мало от вашей руки народу полегло? А Тубала это и узнала… больше мне ничего в
– Ну, может, и так, – проворчал Малыш. – Но вот только не похожа она на южанку… Я бы сказал – она с Севера… может, из королевства Лучников…
– Во владениях бардингов нет обычая кровной мести, – покачал головой Торин.
– Ну, может, она особенная какая-то… – предположил Рагнур.
– Ладно. – Фолко зевнул. – Давайте-ка на боковую. Завтра с рассветом – на охоту…
Санделло стоял на коленях. Рядом безмятежно щипали траву лошади. Перед горбуном на расстеленной тряпице лежал обнажённый клинок – тот самый, что былой соратник Олмера обычно нёс за спиной. Горбун неотрывно взирал на меч; руки Санделло были сцеплены перед грудью. Старый мечник что-то шептал – истово, горячо, самозабвенно.
Догорала заря. Чёрные горы, северный рубеж Мордора, закрывали полнеба. Там, за тёмными кручами, лежала опустевшая, как и Великие степи, земля – мало кому из ушедших с Олмером орков повезло вновь оказаться у своих очагов…
Неожиданно горбун выпрямился. Его собственный меч выскользнул из ножен с лёгкостью и грацией разящей змеи.
– Я докажу! – прорычал Санделло. Клинок глубоко ушёл в землю, пылая в закатных лучах, точно огненный меч самого Тулкаса, Солнечного Вала, в дни давно отгремевших Великих Битв Богов.
Земля тяжко застонала. Тоскливый и яростный, вопль боли и гнева огласил окрестности; вокруг погрузившегося в земную плоть клинка вскипела тёмная кровь. Лицо Санделло побелело; но сам горбун даже не дрогнул. Резким движением он вырвал покрытый чёрным меч.
– Я докажу! – Он поднял потемневший меч, грозя непонятно кому – то ли Западу, то ли Северу, то ли Югу.
Точно безумный, он вновь вскочил в седло.
А на вершине холма от вонзившегося меча осталась узкая щель, заполненная тёмной кровью. Вот только чьей?
Постылые рога сыграли побудку. Серый как раз успел ляпнуть последнюю пригоршню жидкой грязи на золотистые кудри Эовин и проверить, надежно ли держатся фальшивые цепи.
– Становись, воронья сыть, становись! – орали харадские глашатаи. Полутысячные тхеремцы неспешно направлялись к своим отрядам; сотники из рабов торопились выстроить невольников.
– Сегодня всё начнётся… – услыхала Эовин тихий шёпот Серого. Подняла глаза – и не выдержала, отшатнулась. Блёклые глаза вспыхнули. Чёрный вихрь на миг пронёсся в них – и вновь исчез.
– Ч-что?.. Что начнётся? – слабым голосом пролепетала девушка.
– Враг рядом, – выдохнул Серый. Лицо его покрывал пот. – Бой… не сегодня-завтра.
Больше Эовин ничего не успела добиться от него. Звучно взревели трубы, и пятисотенный рявкнул, стоя в окружении нескольких десятков телохранителей (ряды
– Слушайте все! Коварный враг близок! Пришло время вам доказать своё право на свободу. За мной! Шагом!.. Вперёд!..
Сотня за сотней, громадная армия рабов Харада (а в лагерь согнали не менее ста тысяч человек – верно, полностью выбрав всех, кого могли, с рынков Умбара и внутренних областей страны) потекла через ворота.
– Оружие!.. Где же оружие? – летело над нестройными рядами.
Эовин невольно жалась поближе к Серому. Ладонь дочери Рохана нащупала спрятанную в лохмотьях саблю. Она ловила взгляд молчаливого сотника, однако тот так и не произнёс ни слова – лишь, прищурившись, озирался по сторонам.
Сотню Серого выгнали за пределы лагеря. Перед невольниками, плавно понижаясь к горизонту, лежала обширная, чуть всхолмленная равнина с редкими купами деревьев. На первый взгляд страна казалась богатой и мирной – если бы по тонким лентам дорог не тянулись бесконечные цепочки возов, нагруженных домашним скарбом. Солнце поднималось всё выше, но юго-восточный край горизонта – там, где уже кончались горы, – и не думал светлеть. Все небо там было заткано дымами пожарищ.
– Вот это да… – прошептал кто-то за плечом Эовин. Это подала голос женщина – их никто и не думал отделять от воинов-мужчин.
Навстречу спасавшимся жителям Южного Харада шли тхеремские конные сотни – но их было мало, очень мало…
– Так! Слушайте все! Ваше дело теперь – копать рвы и отсыпать валы! – надсаживаясь, крикнул харадрим-глашатай, парень с лужёной глоткой. Рядом с ним застыл в седле хмурый полутысячник – лицо его казалось чернее ночи. – Заступы и кирки – разбирай!
Громыхая железом, из ворот лагеря уже выезжали возы с инструментом. Тхеремские конные стрелки разворачивались вокруг, готовя луки. Рабов отгоняли в сторону от лагеря.
– Давайте – отсюда и дальше! – Полутысячник неопределённо махнул рукой. – Ров глубиной в два моих роста, вал… Ну, короче, сами увидите. Приступайте!
– Так не приказывают, – услыхала Эовин тихое бормотание Серого.
– Что? – переспросила девушка.
– Так не приказывают, говорю. Ройте, мол, и всё тут. А вдобавок – здесь нет нужды копать рвы. Никаких рук не хватит, чтобы перегородить равнину. Они просто тянут время…
Тем не менее за работу пришлось взяться всерьёз – харадримы шутить не умели. Серый быстро расставил людей по местам – кому относить, кому копать, кому рыхлить; и дело пошло быстрее, чем в соседних сотнях, где все ковырялись кто во что горазд.
Солнце мало-помалу поднималось всё выше; поток беженцев иссяк. Не шли больше и тхеремские рати.
Только на горизонте клубился чёрный дым пожаров.
– Не везёт так не везёт. – Малыш перевернулся на спину и, заложив руки за голову, философически уставился в постепенно темнеющее небо. – День крысе каменной на зуб! За целый день – ни конного, ни пешего!
Ведущая на север дорога и впрямь точно вымерла. В лиге к юго-востоку копошилась неисчислимая армада рабов – копали землю, строя укрепления, план которых Торин оценил крайне низко.