Адаптация
Шрифт:
– Я иду тебя искать, Ева. Ты ведь здесь? Ты рядом?
Ева останавливается у двери. На двери три замка: кодовый и сенсорные. Сенсорные не активны. А код Ева помнит. Откуда?
Память сползала лавиной, обнажая слой за слоем породу иных, куда более древних воспоминаний.
Она повернула ключ в замке, толкнула дверь в квартиру, перетащила через
Несправедливо!
Какое право они имели вышвыривать Еву? И черную метку вешать. И юристы, цепные псы, скакали, тыча в лицо бумагами, дескать, Ева радоваться должна, что так легко отделалась.
Глаза у юристов были разноцветными.
Содержание бумаг - непонятным.
– Несчастный случай! Это был несчастный случай!
– пыталась объяснить Ева, а ей отвечали: виновна. И проект свернули.
Они наигрались.
Сволочи! Гады! Ева пнула чемодан и вытерла слезы. Ничего. Она им еще покажет. Только нужно подождать. Раз-два-три-четыре-пять...
...пять-четыре-три-два-один. Ева повернула ключ в замке. За дверью начиналась лестница. Она выводила на поверхность, и Ева зажмурилась, до того ярким было солнце.
А внутренний компас уже взял направление.
Инстинкт выкручивал руки, требуя двигаться вперед. Куда? Зачем? Не важно.
Ева двигалась. По линии, проложенной лишь для нее. И знала, что еще по пятерым таким же движутся равные сестры. Она слышала их, а они слышали саму Еву.
Младшие сестры выстроились вдоль стены. Их глаза были слепы, их рты были закрыты. Их разум был подчинен одному: желанию Евы идти.
Как легко ей было! И как прекрасно!
Распахнулись ворота, выпуская в седой день. И открывшаяся перед Евой равнина поразило бескрайностью. Зашевелилась земля под ногами, прорезалась тысячей ртов. И тысяча же тел, темно-рыжих, в сияющей хитиновой броне, выползли наружу. Они вскипели живым морем. Они взлетели, разрывая воздух, словно пули. И звон многих крыльев оглушил Еву.
Биение жизни было прекрасно.
Роение длилось вечность.
Когда тяжелые тела самок начали падать на землю, Ева шагнула. Она шла по хрустящим панцирям, запоминая звуки и запахи,
Скоро память исчезнет, сменившись другой, ложной. Она спрячет истинную суть Евы. Она изменит саму Еву, как полет меняет юную царицу.
Она позволит уйти далеко от улья и создать свой.
Если, конечно, Ева дойдет.
Слетевшиеся птицы жадно склевывали беспомощных муравьих.
Но Еву не съедят. Ева знает, как разговаривать с другими-которые-сами-охотятся. Они будут помогать, чуя в ней силу и силы страшась. А потом, когда придет время, их сменят младшие сестры, создав новый дом.
И чтобы это случилось, следовало спешить. Жизнь диктовала свои правила. Ева хорошо их усвоила.
Она стояла перед дверью. Смотрела на замок. Страха не осталось, как и прежней Евы, вырванной из архивов памяти улья. Ее время прошло, и скоро она исчезнет, чтобы появиться вновь, когда новым нимфам станут нужны маски.
Это произойдет нескоро.
Нет. Не так.
– На золотом крыльце сидели, - пальцы скользили по квадрату замка.
– Царь. Царевич. Король. Королевич.
Пальцы сами нажимали нужные цифры, набирая двенадцатизначный код.
– Сапожник, портной. А ты кто такой?
Скользнула заслонка и луч сканера пробежал по сетчатке Евиного глаза.
– Добро пожаловать, Команданте, - произнес механический голос, отворяя дверь.
За дверью начиналась прихожая. Здесь стоял шкаф из беленого дуба и кожаное кресло рядом с высоким столиком. На столике примостился старый телефон, трубка которого упала и повисла на витом шнуре.
Ева вернула трубку на место.
– Эй...
– из прихожей она вышла в огромный зал и остановилась. Это место было знакомо.
Двери. Погасшие экраны. Щели вентиляционной системы. Стол. Стул. И женщина, сидящая на стуле. Высокая спинка его загибалась и раздваивалась дугами аорты. Те в свою очередь выпускали ветви более тонких кровеносных сосудов, которые сливались с полом.
Женщина поднялась.
Маска, скрывавшая ее лицо, отражала Еву, дробила на тысячу осколков, каждый из которых был похож на остальные.