Адаптация
Шрифт:
– Вы должны уйти...
– из-за кресла выскочил Игорь и остановился, заломив руки.
– Вы...
– Выбрать не можешь?
– спросила Ева и протянула руку.
– На, понюхай. Я - это она. Она - это я. Ты должен меня слушать.
Игорь попятился. Он слышал запах и запах диктовал ему подчиняться.
– Ты совсем его задавила, - сказала Ева, глядя на все отражения сразу.
– Вычистила все, что было, и теперь посмотри, разве
– А тебя?
– маска руками придержала округлый живот. Ева появилась вовремя. Судя по сроку, место для кладки уже подготовлено. Тем лучше. Скоро пластиковые соты кувезов наполнятся новой жизнью.
– И меня не сможет. Он ничего не может. Тогда зачем он нужен?
Ева повернулась к Игорю и велела:
– Иди сюда.
Шел боком, нехотя, но шел. Остановился в двух шагах и вперился в пол.
– Я выберу себе другого, - Ева выстрелила в упор. Эхо прокатилось по комнате и, ткнувшись в бетонные стены, умерло. Пуля вошла в правую глазницу и вышла в затылочной части, разбрызгав осколки кости и мозгового вещества.
Агония длилась недолго. Гифы симбионта жадно проглотили кровь и оплели тело, заключая в плотный кокон пищеварительного пузыря.
– Ты молода, верно?
– Ева приблизилась к сопернице и положила руки на плечи.
– В тебе нет памяти и опыта. Ты умеешь звать, но не умеешь делать так, чтобы дочери твои не гибли. Ты имеешь силу, но не способна ее рассчитать. Твои инстинкты тебя ведут, но разум еще спит. Это плохо. Я исправлю. Посмотри мне в глаза.
Она подчинилась. В прорезях зеркальных глазниц ее зрачки казались белыми, а радужка, напротив, винного цвета. Темный гранат в желтоватой оправе белка.
Ее глазами на Еву смотрели все младшие сестры. И она приказала им спать.
– Не надо бояться.
Они не боялись. Они видели, слышали, понимали и подчинялись. Они готовы были к переменам, а Ева готова была перемены дать.
Только сначала следовало кое-что сделать.
Ева сняла маску.
– Здравствуй, Ева, - с трудом произнесла женщина. Ее лицо было знакомо.
Ева видела эти высокие скулы и глаза, меняющие цвет. Помнила брови, слишком темные для типа лица. И волосы, скрученные двумя жгутами.
Смотреться в живое отражение было странно.
– Здравствуй, - Ева уперла ствол под грудь и трижды нажала на спусковой крючок.
– Ева.
Ева склонилась над телом, закрыла ему глаза и маску вернула на место.
– Прости.
В голове
Переступив через мертвеца, Ева подошла к креслу. Она села, прижимаясь к изогнутой спинке, и закричала, когда иглы симбионта пробили мышцы и позвоночный столб.
По телу прокатилась судорога. Застыло сердце. Замерли на полувздохе легкие. И спазмировавший желудок вытолкнул из горла желтоватую жижу.
Ева слышала, как прорастают в ней корни чужой жизни. Они раздвигают слои клеток и, растворяя оболочки, пьют содержимое. Они расплетают нити ДНК, сверяя с эталоном, и как меняют эталон.
Королева умерла.
Да здравствует королева!
Глава 3. Вышел месяц из тумана.
Тод лежал на крыше. Внизу царила суета. Метался по поселку луч уцелевшего прожектора, выхватывая дома и людей. Попав под прицел света, они замирали, превращаясь в удобные мишени, словно прожектор подыгрывал Тоду.
Нечестно.
На парапете крыши множились красные звездочки крови. Тод устал их слизывать. Он машинально вытер нос и, перевернувшись на спину, стащил свитер. Придавив коленом, он растянул ткань и распорол на широкие ленты. И пускай они и так в крови, но это лучше, чем вообще ничего.
Пока передышка.
Ненадолго. Идти надо. Вот только сначала дырки заткнуть. Та, что в плече, сама затянулась. Пуля прошла аккуратно, и раневой канал запечатали пробки тромбов. Если не слишком дергаться, то этого хватит. А вот побитый картечью бок зудел совершенно непотребнейшим образом. Тянуло почесать.
Тод держался.
Сложив ткань вчетверо, он прижал к рваной ране на левом бедре, перехлестнул ремнем и затянул. Пуля сидела внутри, впившись в мышцы мягкими лепестками и разможжив сосуды. Она подобралась вплотную к артерии и при малейшем движении норовила сократить расстояние.
Если повезет, не сократит.
Сирена смолкла. Прожектор замер. И Тод заглянул за парапет. Суета внизу остановилась. Люди замерли манекенами, а манекены один за одним падали на землю. Кукловод обрезал нити? Или кукловода не стало?
Тишину, воцарившуюся в поселке, нарушали лишь треск пламени, гудение ветряка и собственное Тода дыхание. Память снова перелиняла. Оказывается, адски неустойчивая штука, эта память.