Адаптация

Лесина Екатерина

– Яблоко. Точнее когда-нибудь оно станет яблоком. Или не быть мне Евой.

Уходить Кира явно не собиралась. Но не попыталась она и остановить Глеба, когда он вытянул иглу из вены, привычно пережав сосуд пальцем.

– Чем займемся, о свет очей моих?
– спросил Глеб, пробуя подняться. Получилось. И не штормило почти. Какую бы гадость

Игорь не вколол, но от нее реально полегчало.

Кира робко улыбнулась.

– Скажи мне, милый ребенок, в каком ухе у меня жужжит?
– Глеб завязал хвост капельницы бантом и протянул Кире. Ее ротик округлился, реснички хлопнули, а пальчики, принявшие подарок, дрогнули.

– Н-не знаю.

– И я не знаю. Значит, жужжит в голове. Ну что, пойдем.

– Куда?

– В гости. Кто ходит в гости по утрам...

– До утра пять часов и пятнадцать минут, - отрапортовала Кира, разве что каблуками не лязгнула, хотя на ней тапочки. Мягкие такие тапочки, в которых удобненько будет по больнице передвигаться.

Нет уж, собственные ботинки Глебу роднее.

– Не важно, радость моя, - Глеб согнул и разогнул руку. Кровотечение остановилось.
– Где ты, там и утро.

Синяки почти сошли. Даже ребра в коконе бинтов почти не болели. Везет. А что, Глебу всегда везло, и почему бы сегодняшний вечерок не счесть продолжением везения?

Кира - дура. Хорошо звучит, конечно, но смысл в ином. Если Глебу охота дорыться до сути происходящего, то моментец самый подходящий. Кирочка ляжет спать, а Глеб...

Что-нибудь придумает.

Он всегда чего-нибудь да придумывал.

– Миледи, предлагаю тебе руку почти задаром. Сердце, если не возражаете, попридержу. И все-таки, добрый ангел мой, луч света в этом царстве мрака, скажи, где ты живешь?

– Освещение работает в режиме экономии, - не замедлила просветить Кирочка, положив лапку на сгиб локтя.
– Покидать пределы здания не разумно.

Кто бы говорил о разуме...

Глеб поцеловал руку и мягко поинтересовался:

– Но все-таки...

Все-таки она его вывела. Полоумная Ариадна в технократическом лабиринте больницы. И минотавр здесь имелся: двухметровая

бабища в сером комбезе стояла на выходе. Взгляд ее мертвый, как луна, скользнул по Глебу и отпустил.

По улице Кира шла, чеканя шаг. На лице ее крепко держалась улыбка, и Глеб боролся с искушением эту улыбку потрогать, убедиться, что лицо - живое, а не резина, на железо натянутая.

И когда Кира остановилась у дома, обеими руками толкнув дверь, не удержался. Щека была теплой и мягкой. Никакой резины - натуральный эпителий. И даже нежный пушок волос имеется.

– Какое сказочное свинство...

Такого сходства быть не должно! Андроиды, конечно, тоже подделка под человека, но... более честная, что ли?

– Что?

– Ничего, зая моя мутированная. Ничего.

Глеб придержал дверь, пропуская ее вперед. Сам входил с опаской, ожидая удара и к удару готовясь. Но в доме было пусто.

Причудливая лампа-шар, источавшая свет неяркий и мягкий. Войлочное покрывало стен. Кровать без ножек. Стол. Миска с зеленоватой похлебкой.

Кира взяла миску в руки, поднесла к лицу и, наклонившись, принялась лакать. Про Глеба она словно забыла. Кирины глаза были закрыты, широкий язык мелькал с немыслимой быстротой, количество жижи в миске уменьшалось.

– Приятного аппетита, - пожелал Глеб.

Кира не ответила. Доев, она тщательно вылизала миску и поставила на стол. И принялась расстегивать пуговицы халата.

– Ку-ку, моя девочка, я еще здесь. Не то, чтобы я против стриптиза...

Скатав халат в комок, Кира сунула его под кровать. Сама же легла и сложила руки на груди. Глаза ее закрылись, дыхание выровнялось.

– Приплыли.

Присев на корточки, он тронул Киру за плечо. Ткань медленно оплывала, превращаясь в серый войлочный кокон, который срастался со стеной и покрывалом кровати. Палец Глеба завяз в чем-то мягком, напоминающем по консистенции пудинг.

– Эй, спящая красавица, целовать я тебя точно не стану. И на то, что ситуацией соблазнюсь, не рассчитывай...

Пульс на шее почти не прощупывался. Этот сон и вправду слишком походил на смерть.