Адептус Астартес: Омнибус. Том II
Шрифт:
На узких улочках между многоквартирными зданиями, в населенном теканнибалами промышленном районе, среди разгромленных руин великой арены, бой кипит яростнее всего.
В его крови горит жажда битвы. Он рвется в сражение. Запах фицелина и кордита заставляют его чаще дышать. Невзирая на риск, он хочет быть в самой гуще событий. Ведь именно так он правил все это время, именно так создал армию, которая на пике могущества покоряла во имя его целые звездные системы и ввергала миры Виридисского субсектора в новую Эру Тьмы.
В армиях Империума он был простым сержантом. Но освободившись
Тогда-то он видит их в первый раз, пока идет к бреши — они возникают из клубящегося дыма, выкрикивая жалкие кличи в покорности Золотому Трону. К нему несется толпа солдат в черно-серой форме и пепельных бронежилетах, лазганы с примкнутыми штыками они держат на уровне бедра. Их даже не поддерживают огнем тяжелого оружия.
Он бы рассмеялся, не будь это настолько оскорбительно. Эти насекомые осмелились бросить ему вызов, здесь, на его мире. Они бегут к нему, словно дети, вооруженные только деревянными мечами и щитами.
Ему не требуется отдавать приказ — те, кто следуют за ним, знают, чего от них ожидают. Только одного.
Ревнители, которые сражаются во имя его, заставляя врагов кровью платить за каждый пройденный метр. Просвещенные, воочию видевшие судьбу тех, кто противился его владычеству. Иконоборцы — некогда его собратья, а теперь телохранители, — помогавшие сотворить этот мир, и предопределить судьбу десятков ему подобных. Он просит у них только одного; одного, чего его лишили в прошлой жизни.
Верность.
Он возглавляет атаку, спускаясь сквозь дым по обвалу разрушенных стен, величественный и золотой, в почерневшей от крови броне. На ней символами и рунами выгравированы непроизносимые имена тысячи невыразимых созданий, которые пылают и дымят расплавленным жаром.
За ним следуют личные телохранители — его Иконоборцы — Маймон и Пий, самые преданные из его последователей. Как и у него, их доспехи красно-черные и золоченые, на левых наплечниках вместо прежнего символа выгравирована керамитовая восьмиконечная звезда.
Позади них идет Кабаил, также известный как Отнимающий Черепа, и Гха’гур Нор Слитианец, который некогда входил в военную банду Гхоргота Угнетателя, а теперь Герольд Константина, самый преданный из Просвещенных, крепко сжимающий в бронированных перчатках Сокрушителя Врагов.
Лазерные лучи бессильно бьют по керамитовой броне, выдерживавшей клыки демонических хищников и даже обдирающие клинки выродка-хелбрута. Его почетная гвардия даже не сбавила шаг.
Пять полубогов против вдесятеро большего количества гвардейцев; полубогов, которые сделали из звездного владения Человека то, чем оно было, а затем с такой же легкостью разрушили и создали заново. Захватчики станут колосьями под косой жнеца.
Оружие в руке гудит искусственной жизнью. Это инструмент разрушения, потрескивающий золотой клинок на эбеновой рукояти. Это оружие, которым он отрубил головы десяткам врагов. Это победитель чемпионов, убийца королей. В прошлом у него было много названий, но теперь оно откликается только на одно: Погибель.
Первый гвардеец умирает с жалкой молитвой Богу-Императору
Затем на кучку гвардейцев обрушиваются Иконоборцы, и растрескавшаяся земля орошается алой кровью смертных.
Гудящий клинок Освободителя вспарывает бронежилеты с такой же легкостью, как отделяет мясо от костей и испаряет кровь. К ним идет что-то намного больше обычного человека — потный недочеловек-огрин, но он падает, как и остальные. Погибель пронзает верзиле грудь, энергетическое поле меча поджаривает увеличенное сердце мутанта искрящимся, словно солнечная корона, разрядом.
Он убивает с отточенной точностью. Он не издает яростных боевых кличей, не взывает к богам варпа. В этом нет нужды. То, что он совершает с помощью клинка и есть его жертва Силам, он пишет ее кровью тех, кто осмелился выйти против него.
Впереди ждет намного больше убийств, разбитая земля умывается жизненными соками имперских гвардейцев, исходящие паром потроха радуют Силы, из распоротых животов высыпаются внутренности, формируя образы, которые могут удовлетворить истинных повелителей вселенной.
Он чувствует грохот рушащейся статуи так же отчетливо, как и слышит. Старыми глазами он находит двор собора, где некогда располагалось Место Испытания, и видит, как циклопическое сооружение исчезает за дымящимися руинами рабочих жилищ с медленной неизбежностью утеса, падающего в море. Радостные вопли, которые доносятся до него следом, почти столь же громкие, как выстрел «Теневого меча» из орудия «Вулкан», поваливший статую.
— Они хотят освободить этот мир от меня? — урчит он, его доселе каменное лицо смягчается, и на губах появляется жестокая улыбка. — Пусть попробуют.
Личный транспорт Двар Гхоргота, «Бич миров», с лязгом останавливается перед разбитыми воротами, некогда обозначавшие вход во внутренний двор Экклезиархии, но теперь ведущие на арену.
У арены нет названия, оно ей не требуется. Достаточно того, что, понукаемые темными богами, сюда стягиваются десятки чемпионов со своими военными бандами, чтобы испытать себя против выскочки-императора этого неспокойного захолустного мирка.
Гхоргот выходит из транспорта, о его прибытии возвещают крики рабов-псайкеров и закованных и ослепленных жрецов, которых хлещут потрескивающими агонизаторами похожие на херувимов существа с лицами-черепами. Один из чернокрылых херувимов отделяется от остальной группы и судорожными, резкими взмахами крыльев устремляется за Хозяином Стаи. Поле брани украшают геральдические символы десятков ничтожных тиранов и корольков, чьи банды воинов теперь присягнули на верность более достойному.
Над узкими трибунами колизея возвышаются знаки из охлажденного кровью железа, рядом с ними красуются знамена из дубленых человеческих кож. Тысячи отступников, преданных Силам и поклявшихся следовать за властителем мира, во имя которого его сотворили, наблюдают, как Гхоргот выходит на арену. Некоторые взирают в холодном молчании, другие, словно звери, орут и воют, требуя его крови, все они — трофеи сотни предыдущих гладиаторских состязаний.