Адептус Астартес: Омнибус. Том II
Шрифт:
Он попытался что-то сказать, прокричать предупреждение, но ни звука не сорвалось с его губ.
Мертвая плоть содрогалась. Колыхалась.
Ксеносы высыпали из тела своего корабля, словно личинки из туши животного, нагретой солнцем. Милус застыл, увидев это. Брат Масций обернулся, и в тот же миг чужаки оказались перед ним. Многоногие ужасы, зубастые, с множеством клыков и сверкающими дикими глазами, они восстали из детских кошмаров Огдена и прорвались в реальность — такие гротескные, такие нечеловеческие и в то же время знакомые. Они двигались и убивали сгорбленно,
Раздалась стрельба, перемежавшаяся с криками ужаса и предупреждениями, а в отсек ворвалось ещё несколько десятков существ.
Милус опустился на колени, его карабин, выпав из онемевших пальцев, лязгнул о палубу. Он просто не мог заставить себя противостоять этим монстрам; какая-то первобытная, животная часть его мозга не позволяла этого. Огден буквально впал в транс, пока чудища с воплями набрасывались на его товарищей и командиров, раздирая их.
Когда серповидные когти ксеносов пронзили его тело и рассекли на куски, это было сродни благостному облегчению. Хотя в этот последний момент Милус всё равно почувствовал странную холодную уверенность в том, что исполнил свою миссию.
Хорниндаль снова забылся в священной ярости боя.
Не думая, он выбросил руку влево, и разряд крозиуса размозжил череп тиранида в липкие ошметки. Повернув болт-пистолет вправо, реклюзиарх послал два заряда в центр туловища второго, тут же крутнулся на пятках и ударил третьего.
«Не позволь чужому жить».
Эти слова могли стать одной из фундаментальных догм его веры — нет, словами самого всемогущего Императора Человечества! — таким было рвение, с которым Хорниндаль сейчас сражался.
Впрочем, казалось, что ему приходит конец. Никакой славной смерти бок о бок с братьями из ордена на поле битвы, ни последнего противостояния, достойного небольшого монумента в реклюзиаме, который бы почитали его последователи. Нельзя было сказать, что Хорниндаль стремился к этому — он жил скромно, как и подобало Косам Императора, всегда готовый встать на защиту человечества и пожертвовать жизнью ради этой высокой цели.
Он смирился с этим, как делал это всегда, еще перед тем как он обнажил оружие и произнес боевые клятвы. Но он должен был погибнуть здесь, в безвестности, никем не упомянутый, и за это он заставит ксеносов щедро заплатить их кровью. Очередная волна гнусных созданий — во время Тиранидских войн их называли «гаунты» — прорвалась через разрушенную арку в дальнем конце коридора. Реклюзиарх твердой рукой выпустил пять болт-снарядов из пистолета, и пятеро тварей пали замертво.
— Стойте, отродья! — крикнул он через усиленные вокс-динамики шлема. — Вам не преступить этой границы. Ни пока я ещё дышу, ни после.
Даже если бы хриплые вопли умирающих сирен не звучали в каждом отсеке и зале корабля, Хорниндаль сомневался, что твари могли бы услышать или понять его.
Реклюзиарх сражался, стоя спиной к закрытой проходу, который вел к залам астропатов. Он приказал техникам накрепко запереть люк, после чего сбросил плащ в ожидании яростной живой волны.
Помимо
Астропаты обязаны были послать предупреждение.
Он оставил при себе лишь одного вооруженного офицера безопасности, чтобы смертные не обратились друг против друга в приступе какого-нибудь насланного чужаками безумия — сурового мужчину, который выглядел так, словно готов был выполнять свой долг без состраданий. Пока они запечатывали отсек, псайкеры выли от ужаса. «Замурованные», так они называли себя. Замурованные вместе с теневыми кошмарами.
Магазин болт-пистолета опустел. Хорниндаль спокойно перезарядил его, взяв последнюю обойму с пояса и пронаблюдав за тем, как гаунты карабкаются по грудам убитых, которые заблокировали коридор, а затем снова открыл огонь.
Когда реклюзиарх почувствовал через палубное покрытие, как двигатели «Ксенофонта» в последний раз вздрогнули и остановились, то стиснул зубы и медленно, размеренно выдохнул. Космодесантник обернулся к серву, который очень неточно и спорадически палил из лазпистолета, укрываясь за открытой стенной панелью возле запечатанного входа.
— Младший лейтенант Госс, свяжись с капитаном.
Когда общекорабельный вокс-канал отключился, Кэрон направил молодого офицера с портативным проводным устройством связи, чтобы тот находился рядом с реклюзиархом до самого конца. Чтобы линия связи между ним и мостиком действовала, несмотря ни на что.
Напуганный серв подключил канал к внутреннему воксу Хорниндаля, прижимая монитор линии к уху. При этом он мог отвести взгляда от приближающихся ксеносов.
— Командующий Кэрон, — произнес Хорниндаль с ноткой завершённости в голосе.
Зашипели помехи, и ответ последовал только через несколько секунд.
— Господин реклюзиарх, мы потеряли главные двигатели. Кормовые палубы захвачены врагом.
Хорниндаль выстрелил ещё раз и обезглавил тиранида, пока тот перебирался через груду тел.
— Мы достигли планетоида? — спросил он. — Вы можете завершить маневр ухода, используя вспомогательные ускорители?
Повисла долгая пауза, а Госс уставился на космодесантника с жалобным выражением лица. Было слышно, что на мостике творится полный бедлам, но затем Кэрон ответил.
— Нет, мой господин. Мы вошли в гравитационный колодец Сигмы-Тамбус, но уже сбились с курса и у нас не хватает энергии. Мы не сможем достигнуть дальнего края эклиптики. Наша орбита начинает снижаться.
Хорниндаль осел.
— Значит, всё, — сказал он без эмоций. — Это конец. Запустить сигнальный маяк.
— Разумеется, господин реклюзиарх. Вы запишете послание?
— Да.
Отчаявшись, Госс закричал и выпустил очередь из лазпистолета.
— Я должен был понять, мой господин! — завопил он. — «Тамбус»! Это значит амба, конец…
Не обращая внимания на истерику серва, Хорниндаль проверил боекомплект. Он ощущал глубокое громыхание, нарастающее в стенах вокруг них; не ритмичный гул систем «Ксенофонта», а неумолимую тягу соперничающих притяжений и атмосферные потоки на корпусе.