Адмирал Колчак. Жизнь, подвиг, память
Шрифт:
«Дело не может продолжаться таким образом, войска Семенова абсолютно не способны защищать свое правительство… – обличал на этих переговорах французский генерал, сам сделавший все возможное именно для такого развития событий. – Они бы принесли гораздо больше пользы, если бы остались спокойно в Чите, здесь же они только мешают движению… Они не способны драться… они только и могут разрушать путь… Лучший способ… с этим прикончить [135] , т. е. чтобы они ушли… вот уже четыре дня, как исправляют путь, потом портят его, опять исправляют, и вновь наблюдаются повреждения». В свою очередь, «троектория», устами Червен-Водали провозгласившая вечером 2 января: «У нас только одна цель: это остановить кровопролитие и хотя бы на сутки (за которые к мятежникам могли подойти подкрепления от красных партизан. –
135
Так в стенограмме. Если и оговорка, то какая красноречивая!
На переговорах же немедленно выяснилось, что требования «революционной демократии» сводятся, по существу, к капитуляции перед их войсками и… к отставке Верховного Правителя. Но «троектория» и сама, по собственной воле и еще до получения ультиматума, днем 2 января заявила о намерении предложить адмиралу «всецело передать свою власть генералу Деникину»; при любезном содействии Сырового, предоставившего чешский прямой провод, телеграмма об этом была отправлена в Нижнеудинск Колчаку.
«Положение в Иркутске после упорных боев гарнизона и забайкальских частей против повстанцев заставляет нас в согласии с командованием решиться на отход на восток, выговаривая через посредство союзного командования охрану порядка и безопасности города и перевода на восток антибольшевистского центра, государственных ценностей и тех из войсковых частей, которые этого пожелают, – говорилось в телеграмме. – Непременным условием вынужденных переговоров об отступлении является ваше отречение, так как дальнейшее существование в Сибири возглавляемой вами российской власти невозможно. Совмин единогласно постановил настаивать на том, чтобы вы отказались от прав верховного правителя, передав их генералу Деникину, и указ об этом передали через чехоштаб предсовмину для распубликования. Это даст возможность согласить идею единой всероссийской власти, охранить государственные ценности и предупредить эксцессы и кровопролитие, которые создадут анархию и ускорят торжество большевизма на всей территории. Настаиваем на издании вами этого акта, обеспечивающего от окончательной гибели русское дело…»
В действительности «русское дело» было окончательно подорвано, если не погублено, именно такими заявлениями. Пойдя фактически на переворот (министры «решили, [что] если Колчак не ответит на сделанное предложение, то правительство объявит себя верховной властью»), «троектория» могла после этого сколько угодно обсуждать, будет ли Политцентр считать себя «всероссийской» или автономно-сибирской властью и может ли Совет министров «передавать» ему полномочия или лишь самоликвидироваться, – главный эффект был уже достигнут: остатки подлинной власти в Иркутске исчезли.
Таким образом, даже если считать, что адмирал Колчак в те дни был надломлен роковыми неудачами, постигшей Армию катастрофой, унижениями, которые приходилось переносить от недавних союзников, – капитулянтскую позицию занял все же не он, а его министры; не оправдывает их и давление со стороны союзных представителей, считавших необходимым уход Колчака с политической сцены. Существует свидетельство, согласно которому Жанен вскоре рассказывал, будто «предлагал Верховному правителю полную гарантию личной безопасности при проезде через Иркутск при непременном условии, что Колчак проследует как простой смертный»; кроме того, он якобы имел сведения о намерении адмирала отречься по прибытии в Верхнеудинск, но не доверял его слову.
Верхнеудинск (передовой пункт свободной территории, контролируемой Семеновым, а не иностранцами) фигурирует и в еще одних французских мемуарах. Рассказывается, будто генерал Дитерихс говорил: «Расстрел Колчака справедлив, это надо было бы сделать, если бы он мог прибыть в Верхнеудинск». Фраза была опубликована как во французской, так и в русской эмигрантской литературе, но Дитерихс никак не прокомментировал и не опроверг ее, – и кажется, что отставка полностью лишила генерала душевного равновесия. Вряд ли в лучшем состоянии был и Жанен, с неудовольствием писавший в дневнике о своих коллегах – иностранных дипломатах: «Они не смогли даже добиться у него (Колчака. – А.К.) отречения в такой
По утверждению В.Н.Пепеляева, адмирал прямо «выдвигал вопрос отречения в пользу Деникина» еще в начале декабря 1919 года. До этого проблема преемственности государственной власти оставалась нерешенной, и даже в тяжелые ноябрьские дни Верховный Правитель пошел лишь на «предоставление ген[ералу] Деникину всей полноты власти на занятой им территории» и – звучащее как завещание – изъявление «полной уверенности», «что я никогда не разойдусь с ним в основаниях нашей общей работы по возрождению России». Советский историк, правда, утверждает, что «15 декабря был издан указ о назначении генерала Деникина преемником верховной власти», – возможно, основываясь при этом на беглом упоминании в книге бывшего Главнокомандующего Вооруженными Силами Юга России: «… Актом от 2 декабря 1919 г. [136] предрешалась и “передача верховной всероссийской власти ген[ералу] Деникину”», но это указание остается слишком неопределенным.
136
Деникин, как правило, использует старый календарный стиль.
Другому советскому автору принадлежит еще одна версия развития событий, не подтвержденная документально. Согласно ей, в ночь на 5 января адмирал «решительно подписывает» указ о передаче власти Деникину, после чего следует душераздирающий рассказ о том, как представитель Атамана Семенова чуть ли не угрозами добивается поддержки у окружения Колчака и вынуждает адмирала, уже «отрекшегося» и сдавшего власть («Итак – кончено! Тяжесть и ответственность власти переданы другому. Теперь Колчак – обыкновенный русский офицер…»), написать новый указ – не имеющий законной силы и вообще «поддельный». Это и есть документ, известный как указ Верховного Правителя от 4 января 1920 года:
«Ввиду предрешения мною вопроса о передаче ВЕРХОВНОЙ ВСЕРОССИЙСКОЙ власти Главнокомандующему вооруженными силами юга РОССИИ Генерал Лейтенанту Деникину, впредь до получения его указаний, в целях сохранения на нашей РОССИЙСКОЙ Восточной Окраине оплота Государственности на началах неразрывного единства со всей РОССИЕЙ:
1) Предоставляю Главнокомандующему вооруженными силами Дальнего Востока и Иркутского военного округа Генерал Лейтенанту Атаману Семенову всю полноту военной и гражданской власти на всей территории РОССИЙСКОЙ Восточной Окраины, объединенной РОССИЙСКОЙ ВЕРХОВНОЙ властью.
2) Поручаю Генерал Лейтенанту Атаману Семенову образовать органы Государственного Управления в пределах распространения его полноты власти».
Заметим, однако, что версия о «недействительности» указа выдвигалась в 1920-е годы, когда активно выступавший в эмиграции Атаман подкреплял свои позиции ссылкой на законную преемственность от покойного Колчака, а большевики, естественно, были заинтересованы в подрыве семеновского авторитета любыми путями; автором же версии был уже известный нам Парфенов-Алтайский с его репутацией фальсификатора. Все это, наряду с памфлетно-ерническим тоном повествования, заставляет с подозрением относиться к голословным утверждениям, – и единственным документом, относящимся к вопросу о «передаче» или «преемственности» власти, как бы то ни было, пока остается неоднократно публиковавшийся, в том числе и факсимильно, указ от 4 января.
Но ведь он вовсе не является формальным отречением! В сущности, полномочия, предоставляемые им Семенову, ничем не отличаются от тех, которыми ранее был облечен Деникин, и лишь отражают тяжесть ситуации, когда не только Юг России, но и Забайкалье с Приморьем оказались отрезанными от правительственного центра (то есть вагона Верховного Правителя). Что же касается верховной власти, – речь идет исключительно о предрешении вопроса ее наследования, а отнюдь не о состоявшейся сдаче своего поста. И если объективно значение приведенных выше соображений, кажется, не так уж и велико – в ближайшие же часы Верховный Правитель выбыл из строя, и «предрешение» приобрело статус завещания, – то субъективно, применительно к личности Александра Васильевича, дело обстоит совсем не так: поскольку нам не известно официального акта об отказе адмирала Колчака от власти, можно предположить, что и в самой безвыходной ситуации, блокированный «союзниками» и почти уже переданный ими в руки мятежников и красных партизан, он был верен морскому закону – до конца оставаться на капитанском мостике тонущего корабля.