Адмирал Нахимов
Шрифт:
лустили ко дну.
Я подошел к капитану.
— Ступайте на грот-марс. Видите, как все перебито? Приведите
в порядок и смотрите за полетом ядер.
В это время, когда капитан отдавал мне приказание, ядро
ударило в сетки, вырвало три койки, и одна из них вместе с ядром
пролетела над нашими головами. Сигнальщик, стоявший возле,
пригнулся, но не успел он нагнуть головы, как капитанская труба уже
была у него на плечах.
— Чему кланяешься,
— Виноват, ваше высокоблагородие! — отвечает матрос, бойко
– смотря в глаза.
Я полез на марс. Бой, видимо, стихал. Сверху картина была
восхитительная. Посредине рейда, как громадные кресты над могилами,
торчали мачты потопленного фрегата с реями поперек. На отмели
горел турецкий пароход. Город пылал в нескольких местах. В
инструкции вице-адмирала Нахимова было сказано, чтобы по городу
we стреляли, в особенности, чтоб ядра не попадали в дома, где
подняты консульские флаги. Но бомбы, перелетая через турецкие суда,
попадали в город, и первое загоревшееся здание было австрийское
консульство. Русские корабли в дыму, как в облаках, извергали
смерть и огонь. Турки не могли более бороться, они начали садиться
на гребные суда, спасаясь на берег; другие, расклепывая цепи,
бросались на отмели и оттуда спасались вплавь. В 4-м часу все было
кончено; только два фрегата, свалившись на отмели,
перпендикулярно один к другому, продолжали бой, наконец, и их турки начинали
оставлять, лишь несколько фанатиков отстреливались из трех
орудий, и что ни выстрел — ядро у нас в корме, или в корабле
«Париж». Федор Михайлович Новоси>ьский рассердился. «Париж» дал
залп, и Синопский бой отошел в историю.
Участнику в сражении невозможно видеть все; «могу только
сказать, что соседи наши «Ростислав» и «Париж» действовали, как
на маневрах. Когда на последний приехал Павел Степанович, то
сказал адмиралу Новосильскому: «Я приказал во время сражения
поднять вам сигнал: «адмирал изъявляет свое удовольствие», но все
сигнальные фалики были перебиты».
В самом начале сражения турецкий пароходо-фрегат «Таиф»
(капитан англичанин) прорезал линию наших кораблей, ловко отма-
неврировался от парусных фрегатов и прорвался в море. В это
время шли из Севастополя три наши парохода 1: «Крым», «Одесса»
и «Херсонес», под командой контр-адмирала Панфилова, они
завязали бой и погнались за ним, но «Таиф», имея громадное
преимущество в ходе, ушел. Он-то и привез в Константинополь весть
о Синопском разгроме.
Корабли были избиты страшно. Больше всех
флагманский «Императрица Мария» и наш «Три святителя». Потеря
наша людьми была незначительна, всего 265 человек и только 5
офицеров. Турок же погибло до 3000, если не более. Пропорция может
показаться невероятною, но надо принять во внимание, что в начале
сражения один фрегат был взорван, другой пущен ко дну, что дает
уже около 1000 человек, также много тонуло, не достигая берега.
Не могу воздержаться, чтобы не отдать должной похвалы русскому
матросу; про офицеров я ничего не скажу, но команда вела себя
выше всякой хвалы. Что за молодецкая отвага, что за дивная
хладнокровная храбрость! Как теперь вижу: стоит красавец-комендор,
знаменосец 32-го экипажа, Дехта, и держит большим пальцем
правой руки запал у только что выстрелившего орудия. Вырвало ядром
рядом с ним двух человек, он бровью не пошевельнул, только
скомандовал, когда орудие было готово: «к борту!» И этот же
самый Дехта, бледный, как полотно, через две недели дрожащей
рукой вынимал жребий на Георгиевский крест. Достойных было
слишком много!
Когда наступила ночь, картина сделалась еще величественнее, но
ужаснее. Турецкая часть города пылала, фантастически освещая
горы. Мириады белых голубей, выгнанные из своих жилищ, летали над
пожарищем. Фрегаты горели и, догорая до крюйт-камер,
взрывались, подымая столп дыма и пламя чуть не до облаков. На
обгорелых остовах видно было ползающих людей. Турки с такой
поспешностью оставляли сваи суда, что, убегая, даже не разряжали по нас
свои орудия. Теперь при пожаре они накаливались и стреляли.
Сначала думали, что это из города, так что Павел Степанович послал
парламентера объявить городским властям: «что если еще хоть один
выстрел будет сделан по эскадре, то завтра утром не узнают места,
где был'Синоп». Парламентер не только не нашел властей, по даже
ни одного турка не было в городе, все убежали в горы. Остались
одни греки, которые с воплями умоляли взять их на эскадру, иначе
«турки нас перережут», говорили они. Всех желающих переселиться
в Россию было до 380 семейств; но адмирал не мог исполнить их
просьбу — они остались. Всю ночь и следующий день мы чинились.
Неприятельские суда, которые не сгорели во время сражения, на
другой день отводили на отмель и, сняв оставшихся турок, сжигали.
На одном из этих фрегатов нашли раненного в ногу командира