Адриана. Наказание любовью
Шрифт:
— И говорит так убедительно, я чуть ей не поверил, — почесывал потный и жирный затылок тучный евнух. — Это ж надо такое выдумать-то, а!
— Сумасшедшие всегда верят в искренность своих слов, потому и говорят убедительно. Уж точно, видел я таких, когда проходил практику в лечебнице в Эдише-Парли.
Собеседники вспомнили, наконец, о девушке.
Бетти немного смутилась, поздоровалась.
— Я принесла для новенькой завтрак, по поручению матушки Корнелии, — сообщила она, показывая тарелку с пудингом.
— Проходи, она в крайней по коридору комнате, — Жердом махнул в сторону невысокой и крепкой
— Лучше, если с ней пока вообще никто не будет разговаривать. Об этом нужно всех предупредить, — добавил лекарь.
“Бедняга” — подумала Лизабет о той несчастной, которой несла завтрак. Девушка плохо успела рассмотреть новенькую утром, когда ту насильно втащили в ворота монастыря. Более шустрые воспитанницы пансиона оттолкнули ее от окна, и она лишь заметила цвет волос и угловатую фигуру девушки в мужской одежде.
Бетти прошла вдоль корридора, придерживая подол длинного синего платья с белыми пуговками и выглаженным воротничком и остановилась напротив деревянной двери с решетчатым окошком. Внизу двери находилась прорезь, как раз для того, чтобы сквозь неё можно было пропихнуть тарелку. За дверью не слышно было ни единого звука. Есть ли кто живой?
Лизабет боязливо подкралась ближе к двери, поставила тарелку у прорези и хотела уйти, как вдруг в решетчатом окошке появилось бледное, скуластое лицо девушки. Взгляд у неё был испуганный, но вполне осознанный.
— Постой, не уходи, скажи мне, куда меня привезли? — взмолилась она к Бетти.
— Разве тебе не сказали? — тихо спросила воспитанница пансиона. Она вдруг вспомнила о запрете разговаривать с сумасшедшей, но почему-то решила его нарушить. — Ты в монастыре Арг-Горгант и тебя считают больной.
Девушка схватилась за голову и переспросила:
— В женском монастыре? Это же женский монастырь? Отец заточил меня в женский монастырь?!
— Возможно временно, пока ты не выздоровеешь, — заметив искреннее удивление и отчаяние затворницы, Лизабет всё же пожалела о сказанном.
— Меня зовут Адриан, я… я не девушка, я парень, меня зовут Адриан Хаминг, и я сын нашего правителя берта Люциуса Хаминга!
Лизабет перепугалась и, ругая себя мысленно, придерживая длинный подол, помчалась прочь из старого корпуса.
Глава 2. Перевоплощение
Демон побери! Меня зовут Адриан и однажды утром я проснулся девушкой! Да-да, вы не ослышались — девушкой!
Произошло это событие утром следующего дня, после моего шестнадцатилетние.
День рождения сына берта праздновался с шиком, немалыми винными возлияниями и разными доступными мужчине в военном походе развлечениями. Армия отца находилась на севере, рядом с владениями Лерогов. Соседи в очередной раз посягали на железные рудники. Легоров называли Северными орлами, за то, что эти большие, пернатые хищники являлись их боевыми единицами. Легоры — правители Данделии, горной страны, в которой выращивали самый лучший виноград, огромных орлов и самых скромных невест. Гор у Легоров много, но железа, как ни странно, в них очень мало, поэтому наши копи не давали им покоя. В горах против армии Легоров не устоять и это останавливало отца, и других владетельных бертов Тизин-Листбока
К счастью, у Люциуса Хаминга были пушки и пищали — новое оружие, появившееся не так давно.
Мы прибыли к Железным скалам утром. С пушками на спинах, ящеры передвигались не так быстро, как без них. Зато оружие доставили без проблем, промедления и на нужные позиции. Мой питомец варан по кличке Задира, желтого цвета и с красными глазами, зашипел, почуяв чужаков издали. Отец оседлал старину Ворчуна. Этот ящер пережил с моим отцом немало ярких побед. Его морду и бока покрывали шрамы. Отец всегда предпочитал его всем остальным из-за стойкости. Теперь мы одевали ящеров в броню и им это явно не нравилось. Самое главное защитить голову питомца. Поэтому к разработке шлемов питомцев наш инженер подходил с особым рвением.
Я следовал за отцом. За нами еще около десятка погонщиков ящеров. Остальное войско, около двух тысяч человек, состояло из пехоты и конницы, вооружённых мушкетами, шпагами и саблями.
Конница заняла позиции с боковых флангов, некоторая её часть скрылась в зарослях кустов и за валунами.
Это был мой первый военный поход. Я предвкушал его, смаковал и волновался. Битва манила меня и пугала.
Ворчун нежился на солнышке и жмурился. “Смотри на этого зверя, сынок, и бери с него пример!” — так отец говорил мне, об этом ящере и поглаживал его по блестящей глянцевой чешуе. Его питомец редкого чёрного цвета. Красивый и могучий, как утёс. Иногда, в глубине души, я обижался на эти слова. Неужели меня можно сравнивать с животным. Но Ворчун и в самом деле был бесподобен в бою. Питомец берта с рыком и шипением рвал на части врага острыми как пики зубами и не разу не подводил своего хозяина. Возможно, именно эти качества имел в виду мой отец.
Советник и правая рука отца, сьэр Бортис Мюль, отвечал за артиллерию. Как ни странно, но этот неуклюжий и приземистый человек относился ко мне порой гораздо добрее и ласковее, чем родной папаша. Когда я был мальцом и ходил пешком под стол, Мюль сажал меня на колени, качал и приносил необычные цветные леденцы. Удивительно, откуда он их только брал? Когда я стану правителем Сандарина, Бортис непременно будет и моим советником. Даже если к тому времени он совсем состарится и сделается немощен телом.
Атака с воздуха началась гораздо раньше наземной. Огромный орёл камнем ринулся на меня и Задиру. Глупец, он думал, что нас так просто уничтожить! Ха!
Я выхватил мушкет и попал метким выстрелом орлу прямо в глаз. Острые когти просвистели над моей головой. Еще чуть-чуть… и.
Птица громко вскрикнула и скинула с себя наездника. Мой варан среагировал быстро и сжевал упавшего с орла человека. Я с содроганием смотрел, как двигались в предсмертных конвульсиях ноги потребляемого в пищу моим вараном погонщика орла. Варан смял его вместе со всей амуницией, шлемом и даже нагрудным металлическим панцирем. Перед боем я специально не кормил ящера. Голодный он более мобилен и кровожаден, но чтоб настолько! Удивительно! Когда варан жрал живьём овец, их раздвоенные копытца дергались в конвульсиях абсолютно так же, как ноги этого погонщика орла. Закончив, Задира зажмурил довольно глаза и несколько раз высунул из пасти красный сдвоенный язык. Раненую гигантскую птицу отец добил из винтовой пищали.