Адриана. Наказание любовью
Шрифт:
— Где Адриан, девка?!
— Что?.. Ты что совсем что ли спятил, старина? Какая я тебе девка? — тут я обнаружил, а вернее услышал, что голос мой стал намного тоньше и певучей обычного. И это мне совсем не понравилось!
Бортис отвесил мне пощечину и ещё раз как следует встряхнул.
— Как ты смеешь так со мной разговаривать. Почему одела его одежду. Где Адриан? Говори, пока я тебя не придушил!
Ну это уже слишком! Я перепил, а этот, похоже, совсем того…
Я схватился за горевшее от пощечины лицо. В шатёр вбежала стража, дежурившая
— Где вы были? Где наследник нашего барона?!
Увидев меня, парни явно перепугались и растерялись.
— При нас в шатёр она не входила, а Адриан не выходил из него, — доложил советнику и слуге отца тот, что посмелее и постарше.
Я ощупал себя… И тут мне стало не по себе… Ой, как не по себе! Я обнаружил у себя грудь. Женскую грудь!
— Ещё раз спрашиваю, где парень? — Бортис выхватил свой наградной кинжал из ножен. Я знал, как он ловко умеет управляться холодным оружием.
Испугавшись, я крикнул, а вернее завизжал как девчонка и закрыл лицо руками.
— Это я, Бортис, — Адриан!
Нет, сейчас он точно выпотрошить меня, как барашка к празднику!
Но реакции не последовало. Напротив, в воздухе нависла тишина. Лицо советника вдруг побелело как полотно, рот открылся сам собой, а из глотки вырвалось несколько бессвязных звуков. Ошарашенный он пошатнулся. Я заметил, как взгляд его сконцентрировался на моём левом запястье. Там находилась отметина, вернее шрам, который остался у меня после одного неудачного упражнения мечом. Он сам лично останавливал кровотечение и тащил меня на руках к лекарю, зашивать рану.
— Ты помнишь, Бортис, этот шрам, тогда я здорово испугался и потом долго не брал, саблю в руки. Мне было тринадцать.
Ничего не ответив, он схватил меня за руку и потащил силой в шатёр отца. От такой тряски, на подходе к шатру барона, меня стошнило ему прямо под ноги, а вернее ему на сапоги. Советник подождал немного, вытер обувь о сухую степную траву, и потом втолкнул силой внутрь отцовского пристанища.
Папаня после попойки выглядел огурцом. Сейчас он стоял у серебряного зеркала раздетым по пояс и брился. Эту процедуру он всегда совершал сам, не прибегая к помощи слуг. Его черные усики намокли.
Бортис втащил меня в шатер и долго собирался с мыслями.
— Господин…
— Я не в настроении щупать девок. Убери её!
Тут я принялся сильно возмущаться:
— Я не девка, отец, неужели ты не видишь кто я?
Я чуть не взвыл от крайней обиды. Пусть зовут меня “выродком” или “выкидышем суки”, но только не “девкой”
Берт отложил нож для бритья.
— Что за шутки, сьэр Бортис, убрать шлюху, немедля!
— Шлюху, ну батя, это слишком! Да вы что, старые псы, перебрали лишку вчера. Это же я Эндрю.
Бортис вытолкнул меня на середину шатра.
— Это Адриан, мой господин, это ваш сын, который вдруг, неведомо как, превратился вот в это!
— Что?! Держи её!
Бортис быстро смог меня скрутить и связать мне за спиной руки с помощью своего ремня. Отец решительно двинулся на меня, рванул на мне рубаху;
Рубаха с треском расползлась на две половины обнажив моё тело. И тут я сам увидел то, чего можно только представить в каком-то бреду или дурном сне.
Моё тело всего за одну ночь изменилось до неузнаваемости. Я теперь не только ощутил, но и увидел, что у меня действительно появилась женская грудь. Само тело стало более округлым и… о, Светлейший Архон [4] …
Отец и штаны с меня стянул. О, Архон, у меня пропало то, что точно определяло меня как парня! Я стоял перед ними голый, меня била мелкая дрожь и сгорал от стыда.
— Хочешь сказать, Бортис, это мой сын?
— Посмотрите, на его отметину на запястье! Это точно он!
4
Светлейший Архон — бог, покровитель воинов и мужчин.
— Что?!
И мой собственный отец стал рассматривать моё изменившееся до неузнаваемости тело со всех сторон. Я пытался вырваться, хотел избежать этого ужасного осмотра. Отец прикасался ко мне, изучая каждый изгиб моего тела, как и прежде, мускулистого и поджарого, но с появившейся неизвестно откуда женской грудью и исчезнувшей «мужской гордостью». Увидев родинку около моего пупка, в точности такая же была и у него самого, он вдруг безвольно плюхнулся на стул и, обхватив голову руками, издал дикий вопль.
Потом моё сознание помутилось, и я не помнил ничего, что происходило со мной дальше.
Когда я пришел в себя, то понял, что меня везут в карете отца. В глотке пересохло и саднило так, словно я не пил неделю.
— Воды, дайте мне пожалуйста воды, — просил я хриплым тонким голосом.
Рядом со мной, с обеих сторон сидели стражи и крепко держали меня за предплечья. Отец сидел напротив нас. Я неудачно застал его в тот момент, когда на его лице читалась глубокая скорбь, словно он похоронил кого-то. Впервые мой отец не смог утаить эмоций. Меня наскоро одели в одежду, которую нашли у меня в шатре.
Несколько раз дернувшись, я понял, стражи держали крепко.
— Отец, пожалуйста, прикажи им дать мне хоть немного воды.
Люциус вырвался из скорбных мыслей и, внимательно взглянув на меня, четко произнес:
— Отпустите и дайте ей воды. Кажется, её разум вернулся обратно.
Мне дали флягу из тыквы, и я чуть не выпил её до дна. Вода оказалась тёплой.
— И долго я был не в себе? — неуверенно спросил я и выглянул в окно кареты. Мы проезжали через овраг.
— Дня три. Все время смеялась, ползала на четвереньках, ела землю… — берт говорил обо мне как о девушке и это стало беспокоить. Я боязливо притронулся к тому месту, где в прошлый раз обнаружил грудь. Она была на месте! На месте! На месте…