Адриана. Наказание любовью
Шрифт:
— Я слышал, Адриана, ты воспитывалась при монастыре? — задал вопрос дядя Гротер.
— Не долго, — честно ответил я. — Большую часть своей жизни я провела в своём доме и воспитывалась в семье.
— Она на три года младше Догура, — вдруг настоятельно подметила бабушка и улыбнулась, своей змеиной улыбкой, которая ничего доброго не сулила. Дарита искренне любила меня, когда я был Адрианом. Сейчас перед ней сидела малознакомая пигалица.
— Я отправил её в монастырь Арг-Горанд, дабы там Адриана была в безопасности, — ввязался в разговор мой отец. — Да, мама, наши дети почти ровесники,
Берт не притронулся к завтраку, а значит, озабочен, хоть и был внешне спокоен. Если бы не вся эта семейно-политическая чехарда, я бы с упоением предался чревоугодию: сегодня к столу подали клубнику. Осень, а у нас свежая клубника! Только семье берта доступна такая роскошь. И клубнику эту выращивали к нашему столу в теплицах, воздух в которых согревался теплой водой из терм Стеклянной долины и поступал туда по медным трубам.
Я осмотрелся, пытаясь понять о чем, возможно могли сейчас думать наши подданные. Все только делали вид, что рады “моему обретению”, поздравляли с этим моего отца, сочувствовали. Все понимали, что все это красивая игра в поддавки. Я заметил, как неодобрительно посматривали на моего двойника лорды из партии «Золотой десятки» [10] . Бортис Мюль расположился неподалеку компании однопартийцев. Наблюдал за ними, помалкивал, ел клубнику, не смотря на все происходящее. Вот чьей выдержке можно было только позавидовать. Бортис — уши и глаза отца, его решительная воля. Наверняка среди этой десятки был тот, кого он держал на коротком поводке и кто докладывал ему о всей подноготной.
10
«Золотая десятка» — партия лордов-наместников и держателей угольных шахт.
Лорды из партии «Железный кулак», их было всего трое, молча и сурово поглядывали на меня. Пока я темная лошадка, что от меня ждать и как меня использовать никто не знал.
Мне стало не по себе от всех этих переглядок, я положила салфетку на столешницу, изобразил, что меня слегка поташнивает и попросила камергера отца проводить меня на открытую галерею, подышать свежим воздухом.
Это была плохая идея. Все же почти наступила зима, и северный промозглый ветер пронизывал практически до костей.
— Месьера, вы простудитесь и заболеете! Давайте зайдем внутрь, — пытался уговорить меня камергер. — Месьера, берту это не понравится!
Но я делал вид, что не слышу его. Наконец на мои плечи лег чей-то теплый сюртук, а у со спины послышался знакомый голос.
— Адриана, ты как всегда непослушна.
Я резко обернулся и увидел того, кого я совершенно не ожидал здесь увидеть — Оскара Боха. Он, похоже, был рад видеть меня. Я же испытал противоречивые чувства: сначала сильно удивился, потом обрадовался, потом, вспомнив, о поцелуях в шкафу и бессовестной лжи, почувствовал что краснею.
— Оскар, как ты здесь оказался? — я бросился его обнимать. Сам не ожидал от себя такого поступка.
— Ты не поверишь, но теперь я твой наставник и здесь. Меня порекомендовал господин советник,
— Я думала за помощь мне, тебя давно изгнали со службы в монастыре.
— Нет, — сдержанно улыбнулся он. Его лицо, как и прежде, было слегка покрыто колючей темной щетиной. Сняв сюртук, он остался в одной сорочке, которая, колыхалась от ветра, облегала его мускулистое крепкое тело. Казалось, холод ему совершенно безразличен.
Меня только при одном его виде в легкой одежде начало потряхивать.
— Все же зайдем внутрь, — Предложила я Боху.
Леор, камергер отца с облегчением вздохнул, он сам был одет не слишком тепло и давно продрог до нитки.
Мы зашли с галереи в коридор дворца. Я вернул Оскару сюртук и спросил:
— И все же что вы здесь делаете, господин Бох, вы ведь не просто так сюда заглянули?
— Верно, но причина моего присутствия в этих стенах именно вы Адриана. Я теперь отвечаю за охрану дочери берта. А вернее я теперь начальник вашей охраны.
— Охраны! Вы что следить за мной станете! — я был весьма неприятно удивлен. — То есть дворцовой охраны не хватает и отец решил приставить мне личных соглядатаев?
— Я, так же как и вы, Адриана, человек подневольный. Бывших военных, как известно, не бывает. Я давал присягу служить Сендарину и берту.
— Я солгала вам тогда в монастыре. Я действительно ребенок берта. По крайней мере, сейчас я его дочь.
— я не сомневался, — усмехнулся Оскар.
— Вам весело, вас это веселит? Я же солгала вам. Что вы вообще знаете?! — рассердился я на него за несерьёзное отношение.
Мы шли вдоль коридора. Камергер отца оставил нас и направился обратно в зал для приемов, где его ждали другие дела.
— Вы, Адриана, уж простите, избалованная девчонка с богатой фантазией, — Оскар шел чуть позади меня. У него на губах играла улыбка.
— Ты невыносим, Оскар, — сердился я и одновременно радовался, что именно его назначили начальником моей охраны.
Учитель и теперь начальник моей охраны осмотрелся по сторонам. В коридоре никого не было, он вдруг взял меня за плечи, прижал к стене и поцеловал.
От его поцелуя я на мгновение потерял ясность мыслей. Мне это нравилось. Мне нравилось целоваться с этим мужчиной. Я хотел его, как женщина.
Я резко оттолкнул его и злобно произнёс.
— Не смейте притрагиваться ко мне!
— Тебе не нравится?
— Нет, — мои щеки вспыхнули. — Это противоестественно!
— Ты действительно лгунишка, — он наслаждался моим сметанием, смотрел мне прямо в глаза, мило улыбался.
О Луноликая Олди, ты посмеялась надо мной, прислав мне этого человека.
— Оскар, я…
Он притянул меня к себе, склонился, поцеловал в губы. Я запустил пальцы в его темные волосы, притронулся к небритым колючим щекам.
— Гм, Адриана, осторожнее, — оторвался он от поцелуя.
— Что, что такое? — стал приходить я в себя и вдруг, почувствовал через платье, как что-то уперлось мне в живот и это что-то оказалось известной мне ранее мужской реакцией на близость с желанной девушкой.
— Демон алкала! — бешено в страхе завопил я и, сам того не ожидая, съездил Оскару по морде кулаком, разбив ему губу.