Адвокат мог не знать
Шрифт:
– Ее надо убедить. И тебя, и Дага…
– Не вмешивай в это дело Дага, Сьюзи. Бога ради, пощади его хоть на этот раз.
– Это его сестра.
– Это посторонняя женщина. – Джей рассеянно погладил голову Сэди, когда она положила морду ему на колени. – Что бы ни показали анализы крови, она все равно останется нам чужой. – Он отвернулся от лица на экране, причинявшего ему физическую боль. – Нам никогда не вернуть Джессику, Сьюзи. Как ни старайся, ты не сможешь повернуть время вспять.
– Ты предпочел бы не знать, да? – Горечь душила ее, мешала свободно дышать. – Ты предпочел бы все забыть.
– Вот именно. Видит бог, я хотел бы все забыть, но не могу. Я не могу забыть, но не могу и подчинить этому всю свою жизнь, как ты, Сюзанна. Я не могу позволить мять и взбивать себя, как ты взбиваешь свое тесто. – Джей опять погладил шелковистые уши Сэди, от души жалея, что нельзя вот так же просто успокоить Сюзанну. – То, что с нами произошло двенадцатого декабря, обернулось для меня не только утратой дочери. Я потерял жену – своего лучшего друга. Я потерял все, что было мне дорого, потому что ты перестала меня замечать. Все твои мысли были заняты только Джесси.
Эти слова ей приходилось слышать от него и раньше. И раньше она видела это тихое отчаяние в его глазах. Это ранило ее до сих пор.
– Ты сдался. – Сквозь душившую ее горечь прорвались слезы. – Ты отмахнулся от нее, забыл о ней, как будто речь шла о потерявшемся щенке.
– Это неправда. – Но его гнев уже сменился усталостью. – Я не сдался и не отмахнулся от нее, но я смирился. Мне пришлось смириться. Просто ты не понимала, что со мной творится, что я чувствую. Откуда тебе было знать – ты же меня в упор не видела. А когда прошло семь лет, смотреть уже стало не на что. От нас ничего не осталось.
– Ты во всем винил меня.
– О нет, дорогая, я никогда тебя не винил. – Он не мог этого вынести, не мог видеть, как она снова погружается в пучину отчаяния, вины и горя. – Ни разу в жизни.
Джей встал и обнял ее. Он обнимал ее и чувствовал, как она сотрясается от плача. И знал, что ничем не может ей помочь, что он и сейчас не нужен ей, как не был нужен и в тот момент, когда она позвонила ему и сказала, что Джессика пропала.
– Я сдам анализы. Сделаю все, что ты скажешь.
Он позвонил врачу и договорился о визите прямо из дома Сюзанны. Ее это вроде бы немного успокоило, зато сам Джей ушел от нее взвинченный, почти больной от невыносимой тяжести в груди.
Он решил не ездить на раскопки. Сюзанна его уговаривала, чуть ли не умоляла, чтобы он поехал и поговорил с этой Колли Данбрук. Но он не был к этому готов. Да и что он мог ей сказать?
Откровение снизошло на него в день совершеннолетия Джессики. Его дочери, если она еще жива, – а он молил бога, чтобы она была жива, – исполнился двадцать один год. Она стала взрослой женщиной. Она больше никогда, никогда не будет принадлежать ему.
У Джея не было сил на обратный путь домой, ему страшно было даже думать об одиноком вечере. Странное дело: ведь именно ради одиночества и покоя он согласился на развод. После семи бурных лет, наполненных ссорами, отчуждением и горем, он был готов не просто смириться с одиночеством, он чуть ли не жаждал одиночества. Он уверял себя, что так и не женился во второй раз именно потому, что предпочел одиночество. Но в глубине души Джей Каллен так и
Когда он, уступая уговорам друзей или зову своей собственной мужской природы, приглашал куда-нибудь женщину, чтобы потом отвести ее в постель, ему это казалось супружеской изменой. Никакое свидетельство о разводе не могло его убедить в обратном. В душе он по-прежнему оставался мужем Сюзанны.
О других мужчинах в жизни Сюзанны он старался не думать. Он знал, что она сказала бы ему на это: что это и есть его главный недостаток. Он всегда предпочитал отгораживаться от всего, что его огорчало, что мешало размеренному течению жизни. Ему нечего было возразить: это была чистая правда.
Джей въехал в город, и его пронзила острая боль сожаления, смешанная со сладостью воспоминаний. Здесь был его дом, хотя он давно уже жил в другом месте. Его жизнь была здесь.
Мороженое и летние праздничные шествия. Учеба в школе, состязания и тренировки Школьной лиги. В школу он ходил пешком. Срезал угол, пробираясь через сад миссис Хобсон. Ее пес Честер с лаем преследовал его до самого забора. А на углу его ждала Сюзанна. Когда они перешли из начальных классов в среднюю школу, она стала делать вид, что вовсе его не ждет.
Он хорошо помнил и ее, и себя на всех этапах.
В первом классе она носила «крысиные хвостики», перехваченные резинками. Потом она стала носить распущенные волосы, закрепляя их такими смешными маленькими заколочками с розовыми цветочками и голубыми бабочками.
В первый раз он поцеловал ее под старым дубом на углу Главной и Церковной улиц. Их пораньше отпустили из школы из-за снега, и он проводил ее до дому, хотя друзья звали его играть в снежки. И оказалось, что дело того стоило. Его бросало в дрожь, ему было так страшно, что он обливался холодным потом, но его муки были вознаграждены. Его губы коснулись губ Сюзанны. Им обоим было по двенадцать лет.
Сердце у него билось так часто, что даже голова закружилась. Сюзанна оттолкнула его, но улыбнулась. А потом засмеялась и убежала. Она смеялась, как все девчонки смеются, потому что в этом возрасте они знают о жизни куда больше, чем их сверстники-мальчишки.
А как они были счастливы, когда он получил диплом об окончании колледжа и они перебрались обратно в Вудзборо! Квартирку, которую они снимали рядом с колледжем, вряд ли можно было назвать настоящим домом. Их жизнь, пока он учился, была какой-то ненастоящей. Они как будто были женаты понарошку, и дом у них был невсамделишный. А вот когда они вернулись с совсем маленьким, грудным Дугласом, они зажили как настоящая семья.
Джей остановил машину у тротуара и только потом сообразил, что именно это входило в его намерения. Он вылез из машины и прошел полквартала до магазина «Бесценные страницы». Роджер, стоя за прилавком, обслуживал покупателя, и Джей, вскинув руку в знак приветствия, дал понять, что сам о себе позаботится. Он отправился бродить вдоль полок, осматривая стоящие на них и сложенные стопками на полу книги. Роджер всегда был ему ближе, чем его родной отец, которого больше радовали очки, добытые сыном в бейсбольных матчах, чем его высокие оценки на уроках.