Адвокат вольного города 12

Кулабухов Тимофей

Покопавшись в проектах указов, я достал один из них.

— Мне нет нужды жениться на твоих прекрасных дочках.

— Это почему это вдруг?

— Вот указ, по которому Великий каган Юба усыновляет Бугуйхана Аркадия Ефимовича, признавая ненаследным сыном… Ну, это чтобы никто не смел ставить под сомнения права на наследования Мустафы-тигэна и Сейита-тигэна.

— И всё же это делает тигэном, — Юба почесал подбородок. Указ он подписывать не спешил. — Постой, не гони табун. Ведь у тебя есть отец? Я никогда его не видел, но

мне говорили, что ты не сирота. Братья, сёстры, отец. Я не хочу так запросто родниться с твоей семьёй. Мне надо на них посмотреть, насколько крепок их характер в делах и в бою. Они умеют ездить верхом? Мой клан не станет связываться со слабаками.

Я сдержал усмешку, потому что все эти аргументы не мешали ему пытаться сбагрить одну из дочерей.

— В этом нет необходимости. Я, считай, как сирота.

— Как это?

— По требованию Предка-Покровителя я вышел из состава своего клана и семьи. То есть, фактически в моей семье есть только я и больше никого. А меня ты и так знаешь.

— Тебя я знаю, — покорно повторил Юба, однако рука с ручкой не двинулась.

— И все мои подвиги и достижения, которые, безусловно, если это подвиги, в твою славу и по сути, твоим сыном.

— Ну…. Подвиги сына красят отца.

Эта мысль понравилась Юбе и он подписал указ, произведя меня в свои великовозрастные пасынки.

— Тогда твой клан становится вассальным? — спросил каган, удерживая подписанную бумагу.

— Сыновьим. В принципе, ты и так отец нации, но ещё и меня персонально. А так это объясняет и моё особое положение, и причины, по которым я так много сделал и делаю для каганата. Поехали дальше?

— Куда? Я не пообедал ещё, чтобы ехать.

— Это метафорически. Вот указы о снятии с постов англичан. Ты согласен, что англичане самую малость предали своего кагана и теперь в каганат надо допускать только проверенных и полезных англичан!?

Каган, который хлебнул международной дружбы сполна, спорить с этим не стал. Подписал, отдал мне.

Я подал следующий.

— А это что ещё за беда?

Указ был большим и Юба его принялся читать.

— Что за франковагоны?

— Франтирёры. Это и есть то ополчение, что надавало по щам ногайцам. Наёмники и местные.

— Мне не нужна тут армия, кроме моей гвардии, которая всю войну выполняла очень важные задачи по обеспечению безопасности своего кагана и успешному маневрированию в северной части каганата.

— Да, они молодцы. Но франтирёры уже существуют, надо их урегулировать. Указать, что центром базирования является город Николай, что расходы на содержание ополчения несёт казна города.

— Это, конечно, правильно. И всё же надо с ними что-то делать. Убрать или отправить на войну. Точно! Военный поход к вражеским ханствам. Командуй сбор. Но я буду управлять удалённо, отсюда. А мысленно с вами.

— Мы с ними того и гляди подпишем мирный договор, зачем нам поход?

— Ничего ты не понимаешь, сын… Звучит

как, звучит! У меня сын родился! Двадцать… Сколько там тебе лет?

— Я уточню.

— Ты не помнишь, сколько тебе лет? А ещё про меня говорят, что я в юрте родился. Ну, то есть, я-то и родился в юрте, такова традиция.

— Да за последними событиями не уследил, себя забываю… — я перевёл тему обратно на партизан. — В общем, в указе написано, что франтирёры будут распущены по домам, как только война закончится.

— Это правильно. А то армия, когда им нечем заняться, иной раз каганов своих свергает, а нам такое не нужно, это не наш метод.

— Распустим войско, не переживай.

— Буду не переживать, когда отправлю по домам.

— Урегулируем. Наёмникам премию и по домам, ополченцев поздравим, награды раздадим и тоже по домам. А чтобы уважения было больше, великий каган им лично награды вручать будет.

— Вот ведь конская лепёха, — ругнулся Юба, покрутив глазами. — У меня же для такого случая нет нарядного военного кафтана.

— Парадки? В смысле, парадной военной формы?

— Да, её самой, парадки.

— Не проблема. У меня в Бийске есть знакомое ателье, которое держат вьетнамцы, они местной полиции массово форму шьют. Сейчас смотаемся и нам тоже пошьют.

…

Первая задача, которую я решал, как премьер, это снять мерки с каганской задницы. Ну и остального кагана, само собой.

Вежливые и немногословные (они по-русски знали от силы слов тридцать), вьетнамские работницы обмерили его и, заодно меня, своими лентами, делая записи на бумажках и переговариваясь.

— Хунь, объясни ты ей, что я не военный. Она же по-русски ни бельмеса. Меня не надо мерять.

— Нада, насяльника. Паладную фолму генелальскую сцить.

— Мне нельзя генеральскую.

— Ты же главная, насяльника? Генелал.

— Нет, главный он, — я ткнул в кагана, тот, довольный полученным вниманием, приосанился.

— Тогда какую вама фолму, насяльника?

— А что, есть выбор?

— Есть! — Хунь притащил мне каталог, подписанный непонятными иероглифами.

Некоторое время назад я через китайцев вышел на них и оплатил авансом пошив трех комплектов одежды на бийскую полицию на каждого, чем заслужил среди последних уважение и прозвище «меценат». Учитывая численность, для ателье это был крупный опт.

Но ушлые вьетнамцы, конечно, понимали, что раз бабки даю я, то и главный я, тут без вариантов.

Посмотрел подсунутый верховным вьетнамским ательером каталог.

— А это что? Казачья?

— Да, — кивнул Хунь. — Мы есть некотолым казакам сцить. Атаману сцить.

— Ага, вот откуда у Чуя парадная форма. А пошей и мне такую.

— Улядник?

— Да. Казачий урядник. Выше я никак не заслужил. А на урядника я вполне настрелял за счёт рейда на «козлике».

— Ну, насяльнику виднее. Сделаем самую класивую и с бахломой.