Аэроплан-призрак
Шрифт:
— Убийца! Смерть, смерть убийце!
Для все растущей толпы Триль, только что защищавшийся, был теперь убийцей. Юноша осознал угрожающую ему опасность. Если он попадется в руки рассвирепевшей толпы, она разорвет его на части. Значит, спастись было невозможно. С одной стороны река, с другой — преследователи, так что все пути отрезаны. Не более двадцати шагов отделяло его от неприятеля. Меньше чем через минуту он будет настигнут; ничто не сможет их остановить.
Тогда Триль собрал все свое англо-саксонское хладнокровие, унаследованное от предков, прислонился
— У меня еще осталось пять пуль. Кто хочет их попробовать?
Ему ответил грозный рев толпы, раздраженной, что ее удерживает от решительного шага какой-то мальчишка.
Мужественный образ действия Триля привлек бы на его сторону более утонченного противника. Эти же грубые существа сочли его поведение просто преступным. С яростными криками, которые испускает толпа, готовая в слепом бешенстве пролить кровь, — все ринулись на верного товарища Мисс Вдовы…
IV. Тело без души
Перед нами большая комната. Стены ее выбелены известкой. На окне выцветшая розовая занавеска, подобранная красным шнурком. Сквозь прозрачные стекла, тщательно вымытые, виден двор фермы, окруженный постройками, из которых время от времени доносятся мычание, блеяние и ржание, так что уже по этим звукам можно понять, где помещаются овцы, где коровы, где лошади.
Но сейчас Данерик, венеборгский фермер, тот Данерик, чей веселый и трудолюбивый характер известен всей округе, не обходит своих владений, не заглядывает по обыкновению во все углы и закоулки, наблюдая за своими работниками.
Все его мысли сосредоточены на большой деревянной кровати, окруженной встревоженной и печальной группой людей. Там на белой подушке покоится Франсуа д’Этуаль, безмолвный, бледный и неподвижный. Можно было подумать, что жизнь покинула его, если бы из его полуоткрытых губ не вырывалось слабое дыхание. В ногах у постели собрались все пассажиры аэроплана: Джо, Китти, Ваницкий с прижавшимися к нему его милыми малютками Микой и Илькой, а также механик Клауссе. Позади всех Сюзанн, живое воплощение горя. С тех пор как она разлучена с ее дорогим товарищем Трилем, воображение ее непрерывно рисует самые мрачные и мучительные картины, а окружающая действительность не способствует укреплению ее пошатнувшегося мужества.
Напрасно пытается Джо развлечь ее и подбодрить.
— Триль молодец! У него есть при себе деньга. Он путешествует по железной дороге вместо того, чтобы лететь на аэроплане, вот и все!
Он на все лады развивает эту идею, но безуспешно.
В Венеборге, пока перепуганный Данерик запрягал повозку, чтобы ехать за доктором, живущим в нескольких верстах, Сюзанн отправилась на телеграф.
Сжатой, но обстоятельной депешей она послала каблограмму в Вашингтон Джуду Аллену, сообщив ему об ужасном несчастье, постигшем их общего друга.
Вернувшись, она села у постели больного, печальная и молчаливая.
Доктор приезжал уже в третий
Все ждали, затаив дыхание, что он скажет сегодня.
Наконец доктор поднял голову, окинул взглядом встревоженные лица присутствующих и медленно проговорил:
— Можете надеяться!
Трудно описать то, что испытал каждый, услышав это заключение. Точно камень свалился с сердца у каждого.
— Надейтесь, — повторил врач, — но будьте осторожны. Больного нельзя беспокоить! Малейшее нервное потрясение неизбежно приведет к роковому исходу.
— Но, — робко спросил Ваницкий, — разве он не выйдет скоро из этого… из этой…
— Из летаргии? Да, это действительно летаргия… Не могу сказать, что он выйдет из нее в ближайшее время. Полагаю, несколько дней понадобится, чтобы состояние раненого улучшилось.
Китти принялась готовить раненому еду, а, Сюзанн, сидя на стуле у окна в той комнате, где лежал Франсуа, сотый раз спрашивала себя: в каком конце света ее дорогой Триль думает о ней?
Вдруг девушка подняла задумчивое личико.
За окном послышались чьи-то шаги. Какой-то человек в блузе и с палкой в руках вошел во двор фермы.
— Телеграмма господину Данерику, для Ваницкого. И, подняв фуражку, он дружелюбно сказал:
— До свидания, барышня!
Сюзанн сидела неподвижно, не сводя глаз с запечатанной телеграммы. Буквы подписи прыгали у нее перед глазами.
Кто мог прислать ее?
«Данерику для Ваницкого».
Сердце упорно подсказывало ей: «Это Триль, это Триль».
Но ни Данерика, ни Ваницкого нет сейчас на ферме. О! Скорей бы они возвращались… Время для Сюзанн, казалось, остановилось.
Наконец Данерик и Ваницкий вернулись. Увидев их, Сюзанн радостно вскрикнула. Бегом она бросилась к ним, протягивая послание и заикаясь от желания поскорее объяснить в чем дело:
— Данерику, для Ваницкого.
Фермер удивился. Телеграммы — редкость в датской деревне, как, впрочем, и во всякой другой. Он взял бумажку, прочитал адрес и передал ее поляку.
Сюзанн дрожала от нетерпения.
— Читайте, читайте же! — лепетала она.
И Ваницкий, исполняя ее просьбу, прочитал то, что накануне вечером написал Триль в центральном почтовом бюро Гамбурга.
Триль жив! Он продолжает борьбу!
Сюзанн не в силах была сдержать волнение, охватившее все ее существо. Мысленно она была уже с любимым. А ее друзья, уже несколько раз перечитавшие телеграмму, никак не могли вникнуть в суть главного. Что же значат слова Триля?
— Это значит, что фон Краш удирает, — заявила вдруг Сюзанн, — что он находится на борту белого судна под названием «Матильда»! Если мы не поторопимся, он от нас ускользнет!